Казнить нельзя, но очень хотелось

Фото : АР

Приговор, вынесенный Верховным судом Северной Осетии Нурпаши Кулаеву, единственному оставшемуся в живых террористу из числа участвовавших в нападении на школу в Беслане, вызвал неоднозначные отклики как заинтересованных участников процесса, так и известных юристов. Звучали даже высказывания, что решение суда незаконно, но затем выяснилось, что виноваты во всем журналисты, неточно пересказавшие текст приговора.

Первые сообщения информационных агентств выглядели следующим образом: "Суд приговорил Кулаева к смертной казни, заменив ее пожизненным заключением".. Такая формулировка вызвала недоумение правоведов, которые хорошо знают, что с 1996 г. в России смертные приговоры не исполняются, а с февраля 1999 г. – не могут назначаться, пока во всех субъектах Федерации не будут сформированы и не начнут действовать суды с участием присяжных заседателей. В Чечне такие суды появятся только в следующем году, следовательно, до конца текущего года ни один суд не вправе приговорить к смертной казни даже самого закоренелого преступника.

Узнав о первых сообщениях из Владикавказа, председатель комитета Госдумы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Павел Крашенинников поторопился выразить удивление по поводу вынесенного Кулаеву приговора, который "противоречит постановлению Конституционного суда России, согласно которому у нас объявлен мораторий на применение смертной казни". Бывший председатель КС Марат Баглай тоже выразил сомнение в конституционности судебного решения. Но оказалось, что пресса просто дезинформировала названных юристов, сообщив о якобы вынесенном Верховным судом Северной Осетии решении приговорить Кулаева к исключительной мере наказания – смертной казни, как того требовало гособвинение в лице заместителя генерального прокурора РФ Николая Шепеля. Если бы суд пошел на поводу у прокуратуры, приговор наверняка был бы впоследствии отменен Верховным судом России. Даже несмотря на тот факт, что смертная казнь затем была заменена пожизненным заключением.

Однако на самом деле судья Тамерлан Агузаров не собирался действовать вопреки позиции КС, даже в угоду Генпрокуратуре. Не совсем верно понятый журналистами ключевой пассаж из приговора звучал так: "Суд счел возможным, как субъекта, представляющего особую опасность для общества, признать его заслуживающим исключительной меры наказания. Но, руководствуясь постановлением Конституционного суда от 2 февраля 1999 г., эта мера наказания применена быть не может". Таким образом, Кулаев приговорен к пожизненному лишению свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима. При этом суд учел полную вменяемость подсудимого, то есть то, что он не страдал и не страдает психическими заболеваниями "и в применении мер медицинского воздействия не нуждается".. Смягчающим обстоятельством для Кулаева стало наличие у него двух малолетних детей, а также то, что он ранее не был судим.

Кулаев, кстати, имеет право обжаловать решение суда в течение десяти суток. И его адвокат Альберта Плиев сразу же заявил, что будет обжаловать приговор, так как в ходе разбирательства не было доказано, что его подзащитный причастен к тяжким преступлениям, в которых его обвинили.

Однако мы сейчас не будем прогнозировать возможный исход рассмотрения этого дела в кассационной инстанции, нас гораздо больше интересует вопрос, а имел ли судья право вообще произносить эти слова – "смертная казнь", если в нашей стране она не может назначаться.

Представитель президента в высших судах страны Михаил Барщевский утверждает, что – да, судья имел право на такую формулировку, "так как она выражает его мнение об общественной опасности и степени содеянного". По мнению Барщевского, "это не противоречит нормам уголовно-процессуального кодекса". Эксперты Конституционного суда, с которыми беседовал автор этих строк, также полагают, что судья имел моральное право заявить, что Кулаев "заслуживает смертной казни", но как профессиональный юрист в резолютивной части приговора обязан был учитывать постановление КС. Что он, собственно, и сделал.

А вот вправе ли заместитель генпрокурора требовать от суда смертного приговора? На этот счет юристы высказывают следующие мнения. Работавшая долгие годы заместителем председателя КС РФ Тамара Морщакова считает, что "все заявления представителей прокуратуры должны соответствовать закону, и исключений никаких не существует. У нас действует международный договор о неприменении смертной казни, и этот договор выше, чем решение Конституционного суда. Российский Уголовный кодекс не исключает смертной казни, но смертную казнь исключает международный договор, и это парализует все приговоры о смертной казни. Николай Шепель нарушил решение Конституционного суда, а главное – условия международных актов".

Эксперт Института прав человека Лев Левинсон утверждает, что генпрокурор не мог требовать от суда смертной казни: "Эмоции, которые может вызывать преступление в Беслане, не оправдывают Шепеля. Он представитель власти и должен руководствоваться законом, а не популистскими методами. В словах Шепеля звучит призыв революционной целесообразности". А ректор Нового юридического института Александр Яковлев говорит, что не видит логики в поступке прокурора: "Строго говоря, он не мог попросить у суда высшей меры наказания для Кулаева, будучи уверенным, что эта мера наказания не может быть применена. Он должен был выбирать наказание из того перечня, который зафиксирован в Уголовном кодексе. Быть может, Шепель находился под эмоциональным нажимом со стороны местных жителей".. Наконец, адвокат Генри Резник не может даже предположить, что прокурор в процессе произнесения речи "запамятовал о том, что у нас уже десять лет действует мораторий на смертную казнь. Он, видимо, оказался под влиянием эмоций и проигнорировал решение Конституционного суда о моратории на смертную казнь".

О том, что заявление прокурора носило ярко выраженный популистский характер, говорили и другие правоведы. Некоторые даже ехидно улыбались и замечали, что с таким же успехом прокурор мог потребовать, чтобы Кулаева четвертовали или посадили на кол. Но если потакать такой юридической безграмотности, то завтра другие прокуроры начнут требовать, чтобы мелкому воришке отрубили руку, а насильнику – кое-что другое. Мер наказания, которые нельзя назначить, прокурор требовать не имеет права. В противном случае надо ставить вопрос о его соответствии занимаемой должности. В данном случае, окончательное решение должен принять генпрокурор Владимир Устинов, если, конечно, он осознает, какое нарушение допустил его заместитель Шепель.

Что касается реакции на приговор Кулаеву со стороны тех, кто не является профессиональным юристом, то она может быть любой. Председатель Совета при президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека Элла Памфилова считает приговор не только справедливым, но и правильным. Кулаев, по ее мнению, заслуживает высшей меры наказания. Но, как заметила Памфилова, "для террористов, исламских экстремистов смертная казнь – это как подарок. Зачем же ему делать такой подарок? Пусть живет, мается, мучается угрызениями совести". А вот члены комитета "Матери Беслана" не исключают, что будут обжаловать приговор Кулаеву, считая его слишком мягким. Представители другого комитета – "Голос Беслана", также объединившего пострадавших от теракта в школе, приговором удовлетворены. Они уверены, что Кулаев наказан по всей строгости закона, что в "каменном мешке" ему придется не сладко, но, возможно, он еще сможет пролить свет на какие-то подробности теракта.

Ведь до сих пор не известно, сколько же террористов участвовали в захвате школы.. Не ясно, когда начался обстрел школы из тяжелых орудий и не виноваты ли в гибели заложников те, кто отдал приказ о штурме. По версии депутата ГД Юрия Савельева, специалиста в области физики горения и взрывов, спецподразделения при штурме школы применяли тяжелое оружие, а ведь в здании находились заложники. Он зафиксировал, что дважды было применение тяжелого вооружения до 15:00, и представил парламентской комиссии фотодокументы. Однако другие члены комиссии Госдумы и Совета Федерации по расследованию причин и обстоятельств совершения террористического акта в Беслане пока не спешат признавать правоту Савельева. Для определения достоверности представленных им документов внутри парламентской комиссии создана подкомиссия из 5 человек, которая должна выяснить в течение 10 дней, был ли первый взрыв в школе вызван именно огнеметной атакой или другими действиями с внешней стороны здания.

Версия Савельева серьезно расходится с выводами Генпрокуратуры, уверенной в том, что в действиях оперативного штаба состава преступления нет. К тому же в прокуратуре считают, что все организаторы теракта, за исключением Шамиля Басаева, уничтожены. Но разве можно говорить об этом с такой уверенностью, если пока не установлены ни точное количество террористов, ни имена всех авторов этого преступного замысла, ни время начала атаки из огнеметов и гранатометов? Пока на все эти вопросы не будут даны исчерпывающие ответы, говорить об окончании расследования обстоятельств бесланской трагедии не приходится.