|
Не успели мы приземлиться и сесть в его черный "Мерседес-SUV" с тонированными стеклами, как зазвонил мобильный телефон. "Да!" - с триумфом воскликнул Ходорковский в трубку. Звонили из сибирского города Томск, где только что суд вынес решение в пользу "ЮКОСа" по одному из сотен расследований, которые правительство обрушило на компанию на разных уровнях. "Это не будет иметь решающего значения, - признал Ходорковский, - но иногда выигрывать приятно".
Когда Ходорковский вошел в конференц-зал в Санкт-Петербурге, другой российский нефтяной магнат обратил внимание на его новую более короткую стрижку. "Готовлюсь к тюрьме", - пошутил Ходорковский с суровой улыбкой на лице.
Так описывает журналистка Кристина Фридланд в свой статье одну из недавних встреч с теперешним обитателем "Матросской тишины". Статью Фридланд под названием "Падение царя" опубликовала сегодня газета Financial Times.
Фридланд, как и многие сейчас на Западе, явно симпатизирует Ходорковскому. Ее статья – это краткая история становления, процветания и падения нефтяного магната, написанная с откровенным сочувствием. Апология, одним словом.
Фридланд не единственная, кто считает, что Ходорковского погубило его стремление закрепиться на политическом Олимпе: активизация деятельности фонда "Открытая Россия", поддержка "Яблока" и СПС – все это не могло сойти с рук так просто.
Однако, как отмечает журналистка, самый радикальный вариант возможной причины гонений на нефтяного магната "предлагает один из двух вытесненных из России олигархов. Он ссылается на собственный рассказ Ходорковского о его встрече с Путиным, которая состоялась этой весной. На встрече Ходорковский предложил президенту внести изменения в российскую конституцию. Россия, сказал он Путину, должна стать парламентской демократией, в которой Ходорковский займет пост премьер-министра, а Путин будет играть престижную, но во многом парадную роль спикера. Когда я попросила Ходорковского прокомментировать эту историю, он отказался сказать что-либо о своих претензиях на пост премьер-министра, однако открыто подтвердил, что поддерживает изменения во власти (законные изменения, подчеркнул он): переход от российского президентства, сходного с царствованием, к системе, похожей на французскую, с более влиятельным и устойчивым премьер-министром".
"Что превратило Ходорковского из спокойного аполитичного магната в яркого демократического активиста, остается загадкой даже для него самого. Все, чего я смогла добиться от него, - пишет Фридланд, - это замечание: "Да, некогда я был абсолютно равнодушным в этом отношении, но люди со временем меняются, они созревают".
Говоря о причинах успеха Михаила Ходорковского, Фридланд отмечает прежде всего его уважительное, граничащее иногда со смиренным отношение к людям старшего возраста или имеющим больше влияния, чем он сам. "Даже к концу 1990-х, когда быстро приобретенное богатство превратило некоторых олигархов в важничающих напоказ новых русских, Ходорковский по-прежнему был скромен. После того как в 1998 г. пост премьер-министра ненадолго занял 68-летний бывший советский шпион Евгений Примаков, Ходорковский быстро установил с ним хорошие рабочие отношения несмотря на то, что их разделяла пропасть возраста и жизненного опыта. "Мы были как кошка и динозавр, - рассказывает Ходорковский. - Но с людьми его возраста я всегда веду себя уважительно, и по этой причине они всегда относятся ко мне хорошо".
"Самое примечательное из моих воспоминаний о Ходорковском того периода, отмечает Фридланд, - это его замечание во время обеда со мной и несколькими коллегами по перу в 1995 году. Мы спросили его, что значит заниматься бизнесом в стране, которая всего четыре года назад была коммунистической. Его ответ был искренним и удивил нас всех. Вы должны понять, сказал он, что государство до сих пор играет для бизнеса чрезвычайно важную роль. Насколько важную? Настолько, что, если бы премьер-министр попросил его освободить пост главы собственного частного банка, он сделал бы это незамедлительно".
Путь "ЮКОСа" к теперешнему процветанию лежал через такие тернии, о которых простой человек может только догадываться. Приобретение "ЮКОСа" стало для Ходорковского лишь первым шагом. "ЮКОС" сам по себе был холдинговой компанией, включающей дочерние нефтеперерабатывающие предприятия, которые и контролировали нефтяные месторождения. "ЮКОС" владел этими компаниями только частично. Чтобы сделать "ЮКОС" достойной компанией, Ходорковскому требовалось установить абсолютный контроль над всеми дочерними компаниями. На этом пути была одна серьезная загвоздка: отдельные доли в этих компаниях были уже проданы во время предыдущих приватизаций. Одними из самых рьяных покупателей были западные финансовые инвесторы, учуявшие возможность скупить российские нефтяные ресурсы по дешевке".
"Ходорковский, - пишет журналистка, - должен был их выжить. "Западное корпоративное управление считало Ходорковского плохим парнем потому, что он не хотел, чтобы его добром владела кучка чужих людей", - объяснил мне Браудер (руководитель фонда Hermitage Capital), когда мы летели из Лондона в Москву. Ходорковский выживал их с такой агрессией и такой ловкостью, которые ошеломили до сего момента хладнокровное московское бизнес-сообщество. Мелким акционерам угрожали ослаблением, была сформирована запутанная сеть загадочных офшорных компаний, созданы технические и физические препятствия, которые мешали инакомыслящим инвесторам голосовать на встречах ключевых акционеров".
Первая ласточка Генпрокуратуры – арест Платона Лебедева 2 июля этого года - изменил многое в жизни Ходорковского и теперь уже его бывшей компании. Как пишет Кристина Фридланд, "в тот день карьера Ходорковского превратилась практически в мессианскую: он не капитулирует перед ястребами Кремля и посвятит себя построению политической альтернативы их правлению. Вопрос, на который я пыталась добиться ответа во время встречи с Ходорковским, заключался в том, почему он не может просто отказаться от своих политических намерений. Ведь это, казалось бы, единственный способ сохранить свою компанию и не попасть в тюрьму. Ответ Ходорковского звучал твердо. "Я вспоминаю наши дискуссии с президентом и совершенно согласен, что бизнес не может и не должен участвовать в политике. Но в то же время по нашей конституции у меня те же гражданские права, что и у остальных граждан. И пока у меня есть силы, я готов сражаться с той точкой зрения, согласно которой для того, чтобы обезопасить свою собственность, я должен отречься от своих гражданских прав. Я не думаю, что такая политика правильна".