|
Кроме того, постановка "Женитьбы Фигаро" по своему происхождению (а в ней собраны вчерашние, сегодняшние и завтрашние звезды из разных театров) и функциям (билет на нее стоит не три копейки) является антрепризной. А значит, заведомо и почти законно дает критикам и продвинутым зрителям повод для брюзжания, обвинений в пошлости и потакании вкусам непродвинутых зрителей. К слову сказать, моя умудренная жизненными годами соседка вздыхала весь спектакль. А в антракте действительно жаловалась на неимоверную пошлость (со сцены звучат слова "fuck you", "сука" и "климакс"), предел которой она отважилась выяснить, самоотверженно досидев до конца.
Надо добавить, что в фойе расставлены рекламные щиты в человеческий рост, в том числе и с рекламой салона свадебных платьев. Да и в брошюре, изданной к спектаклю, при всей занимательности стилизованных под документальность фотографий актеров в свадебных нарядах в стенах советского загса с обшарпанным паркетом и безвкусным фикусом, можно углядеть рекламную фотосессию. Все это, конечно, отдает некоторой (правда, не очень понятно, какой именно) спекуляцией на невинной, свободной от корысти литературной классике, в которой тема свадьбы раскрывается полностью.
Вдобавок ко всему, в программке отдельным пунктом указана должность по работе со спонсорами, что также не прибавляет мероприятию чистоты помыслов и ценностей истинного искусства. Одним словом, весь социально-культурный контекст, в котором существует спектакль, отсылает к материям, не сказать, чтобы высоко-духовным или, на худой конец, интеллигентским.
Теперь все вышесказанное можно спокойно забыть, поскольку к собственно театральному событию оно не имеет ровно никакого отношения. Спектакль Серебренникова "Figaro. События одного дня" по известной пьесе Бомарше, с совершенно напрасной осторожностью названный сценической версией, – событие вовсе не экономического, а именно театрального порядка. И как таковое почти неожиданно являет знак качества как концепции, так и реализации спектакля.
Ассоциация со знаком качества, сгустком советской ностальгии, возникает неслучайно. Советское, как дикая смесь показухи и добропорядочности, обшарпанности и безвкусной роскоши стало, похоже, частью режиссерской стилистики Серебренникова, ее фирменным знаком. Символы советской обыденности, торшер, пианино и полукруглое кресло 1970-х, появившись впервые в серебренниковском "Лесе", снова оказываются на сцене (художник Николай Симонов). Правда, теперь точно назвать время действия довольно затруднительно. Серебренников выступает не мастером советской реконструкции, а мастером советского гламура, взывающим из небытия образы пионеров, люксовых официанток и выросших из своей формы школьниц с голыми коленками.
Свадьба некоего Фигаро (Евгений Миронов), живущего в доме большого начальника, переносится в неопределенное недавнее прошлое. Вся роскошь дома и жизни Графа (тяжеловесный и удивительно пластичный Виталий Хаев) и Графини (не поэтичная, а, скорее, экзальтированная Елена Морозова) материализуется в освещении (художник по свету Андрей Романов): оно сочится из щелей, вспыхивает в торшере, льется вниз из-под больших черных абажуров, разрезает комнату по периметру, искрится из праздничной гирлянды. В этой атмосфере довольства и лучистого изобилия и разворачивается один день из жизни изобретательного и ловкого служащего Фигаро, его не слишком далекой, но милой и чудаковатой вновь найденной матери (Лия Ахеджакова) и ворчливого, но доброго вновь обретенного отца (Авангард Леонтьев). Сюзанна - ее играет выпускница ГИТИСа 2006 г. Юлия Пересильд - иногда чуть грубовато и резко, но все же очень удачно перевоплощается в "Фигаро в юбке" (именно так когда-то Станиславский советовал играть Сюзанну). Эта простая, необразованная, но по-житейски умная девушка так и не разменивает честь на деньги, а любовь на карьеру.
Собственно, спектакль Серебренникова, если все же искать главную идею, и есть о таком житейском, обыденном стоицизме, о нескольких неразменных монетах с чуть пафосными подписями "верность", "любовь", "сострадание", которые греют карман и начальнику и подчиненному, и мужчине и женщине, и ребенку и старику. Впрочем, эта сентиментальная нота упрятана довольно глубоко, и, чтобы она зазвучала, приходится сильно напрягать слух.
Слух приходится напрягать еще и потому, что в спектакле на разных планах происходит несколько языковых событий. Что касается самого языка пьесы, заново переведенной Марией Зониной, то он нарочито груб. С афористичностью Бомарше приходится распрощаться. Зато персонажи разговаривают на языке сегодняшней улицы. И "fuck you", на котором, по мнению Фигаро, основан современный английский (в оригинале пьесы "god-dam"), звучит как нельзя более уместно. Текст подвергся и смысловому осовремениванию. Пажа Графа Керубино (Александр Новин), например, не производят в офицеры, а отправляют в армию: ему устраивают проводы, бреют машинкой и трясут перед глазами повесткой. Также классический текст, слегка переписанный, становится платформой для высказываний режиссера по многим актуальным темам: феминистским проблемам, политике, гомосексуальности модельеров. Серебренников исхитрился даже объяснить главную мысль своего недавнего спектакля о взаимодействии Востока и Запада, в штыки принятого критикой (самое интересное, что перечитываешь Бомарше и понимаешь, что дописано совсем немного, все уже и так там было).
Будет ли спектакль успешным коммерчески, судить не возьмусь. Слишком мало в нем, на мой вкус, пошлости, не хватает бенефисных выходов и нет явных шуток из "Аншлага". Все это, конечно же, экономические просчеты. Будь я бухгалтером, я бы определенно закрыла на это глаза, потому что в театральном смысле все эти просчеты оборачиваются достоинствами.