Собственно говоря, Тернер не сказал ничего нового: именно на этих принципах построена работа телекомпании CNN. Более того, с некоторой поправкой эти принципы можно считать базовыми для западной журналистики вообще. Прежде всего для этой журналистики характерно четкое разделение жанров репортажа (полная и точная передача событийной канвы) и аналитики, причем последняя в свою очередь подразделяется на два уровня. Первый из них, по сути, представляет собой элементарное обобщение фактов при сохранении максимальной объективности. Субъективный анализ проблем – это уже второй уровень, на который допускаются не все, а лишь журналистская "элита".
Российской журналистике ни тот (разделение жанров), ни другой (непредвзятость) принцип, вообще говоря, не свойственен. Подача информации, как правило, не отделяется от ее оценки, причем оценка представляется важнее самой информации. В результате в репортажах сплошь и рядом нет главного – фактов: "кто? что? где? когда?". Даже сам отбор фактов зачастую определяется субъективными пристрастиями – яркий контраст со знаменитым лозунгом "New York Times": "Все новости, достойные опубликования".
Конечно, высказанные критические суждения содержат известное упрощение пестрой картины российского информационного поля (как содержат упрощение и позитивные характеристики западной прессы), но в целом представляются справедливыми. Отечественная журналистика все еще не свободна от родовых пятен советского агитпропа. Вспомним: "Литература должна стать партийной", "...выдвинуть принцип партийной литературы, развить этот принцип и провести его в жизнь в возможно более полной и цельной форме" (В.И. Ленин). Отвечая на претензии буржуазных идеологов, Шолохов как-то высказал мысль, что советские писатели не пишут-де по указке партии – они пишут по указке своего сердца, просто "их сердце принадлежит партии". С точки зрения потребителя информации, однако, не столь уж важно – искажается она тенденциозными оценками, идущими от страстного сердца или же от озадаченного конкретным партийным заказом ума.
Если Тернер получит возможность перестроить информационно-аналитические службы НТВ в духе CNN (речь, впрочем, пойдет не только об этих службах – такие передачи, как остроумнейшие, но граничащие с заурядным хамством "Куклы" или "Итого" Шендеровича на "тернеровском" канале просто немыслимы), то воистину это будет совершенно другая журналистика, другое телевидение. Другое не только относительно нынешнего НТВ, но и относительно всех прочих каналов (образовательный канал "Культура" не в счет).
В этой связи интересен вопрос о степени востребованности этого другого телевидения в российском обществе. В том, что спрос на такое ТВ существует, сомнений нет, но вот насколько широкой может быть его аудитория? Заметим, в частности, что немалому числу (а может, и большинству) наших сограждан ближе всего стилистика программы "Время", не слишком изменившаяся с советских времен: этакий менторско-успокоительный тон всезнающего и высокоморального папаши, неторопливо объясняющего отроку, что происходит и почему одно хорошо, а другое плохо. По данному поводу, натурально, напрашиваются сакраментальные сентенции о патриархальной душе народа российского и живучести патерналистских традиций. Сузим, однако, интересующий нас вопрос следующим образом: а насколько в "буржуазно объективистском" телевидении нуждается, скажем, интеллигенция, которую уж точно в привязанности к информационно-пропагандистской опеке не заподозришь?
И вот здесь мы подходим к очень любопытному тезису, многократно уже озвученному: "Долг интеллигенции – оппонировать власти". Звучал этот тезис и из уст Евгения Киселева в той трактовке, что, мол, оппозиционность НТВ – не что иное, как служение высоким общественным идеалам. Так нужно ли неангажированное, а следовательно, неоппозиционное телевидение российской интеллигенции? И почему западная интеллигенция понимает свой "долг" (если этот термин вообще уместен) несколько иначе?
В том-то и дело, потому-то на Западе и другая журналистика, что отношения между интеллигенцией и властью (шире: между обществом и государством) там другие. Оппонирование власти (как самоцель: не конкретной политической партии у власти, а именно власти как таковой) – это признак полуфеодального общества. Страсть дореволюционной интеллигенции к оппонированию окончилась, как известно, тем, что "бессмысленным и беспощадным" народным бунтом была сметена и власть, и сама интеллигенция.
Неловко повторять банальности, но без этого не обойтись. В основе других – равноправных – отношений между гражданами и государством на Западе лежит гарантированная (в том числе через независимость судебной системы) защита прав собственности, что и есть базис личной и общественной свободы. Для какого-нибудь Питера Смита принципиально оппонировать власти так же нелепо, как оппонировать своему соседу Джону Булю: все трое – абсолютно равновеликие субъекты общественных отношений. Кажется, Авраам Линкольн говорил, что если выбирать между свободной прессой и свободным правительством, то он бы выбрал свободную прессу: не будет ее – не станет и свободно избранного правительства, а будет – в конце концов такое правительство появится. Можно, однако, продолжить: если выбирать между свободой прессы и свободой собственности, то предпочтительней выбрать второе, поскольку без свободы собственности рухнут и все остальные свободы.
Советская власть представляла собой, в сущности, способ феодальной организации общества в индустриальную эпоху. Сейчас Россия находится в состоянии полусвободы – это относится и к отношениям собственности, и к характеру судопроизводства, и к положению прессы, и к организации власти. Вернуться в прошлое, конечно, уже нельзя, но сделать петлю назад – запросто. Именно назад обращены на поверку позиции защитников НТВ, будь то игнорирование решений акционеров, призывы к президенту вмешаться в компетенцию суда или же следование ленинским заветам агитпропа и само по себе стремление неистово оппонировать власти. В условиях переправы к свободному берегу стойкая приверженность тем же поведенческим инстинктам, что и на покинутом острове несвободы (где тотальное оппонирование – если оно, конечно, возможно – оправдано), выглядит по меньшей мере странной. "Восстание, – говорил Ницше, – это доблесть раба". Действительно свободные люди подобными комплексами не страдают.
Думается все же, что за прошедшее десятилетие в России сложился значительный слой людей, избавившихся от комплексов "homo soveticus", либо уже незнакомых с ними. Именно этот слой людей нуждается не в усладе ушей оппозиционными ли, прокремлевскими ли речами, а в достоверной информации, дающей пищу для самостоятельного анализа. Этот слой людей и есть потенциальная аудитория нового телевидения, появление которого в России в конечном счете неизбежно. Ну а кто станет отцом-основателем такого телевидения – заокеанский магнат или группа отечественных "олигархов" – уже не суть важно.