Возразить было некому. А ведь если бы все знали, как на самом деле складывались взаимоотношения Шамиля с царской властью, это лишило бы идеологов нынешнего "сопротивления" одного из самых важных козырей. Увы, важные исторические параллели, которые могли бы смягчить приговор о неразрешимости кавказского узла проблем, были похоронены официальной советской историографией.
Заглянем в учебник советской эпохи. "Краткая история СССР", издательство "Наука", 1983 год, страница 226. Вот единственный абзац, где упоминается имя имама:
"Колонизаторская политика царизма встречала стойкое сопротивление на Кавказе и в Средней Азии. Свыше 30 лет продолжалась борьба кавказских горцев. Руководитель этого антиколониального движения религиозный вождь Шамиль во главе протурецки настроенной знати и мусульманского духовенства провозгласил священную войну "газават" против "гяуров" (неверных), то есть всех русских... Но надежды горцев на социальное освобождение оказались обмануты. Шамиль установил в своём теократическом государстве деспотический режим и сохранил господство местной феодальной знати. Ориентация Шамиля на персидского шаха и турецкого султана, попытка найти английскую поддержку не несли освобождения народам Кавказа. В 1859 году осаждённый в горах Шамиль сдался в плен".
Учебник ничего не сообщает о том, что спустя 7 лет после своего пленения, 26 августа 1866 года, вместе со своими сыновьями Кази Магомедом и Шафи-Магомедом Шамиль принял присягу на верноподданство русскому императору в парадном зале Калужского дворянского собрания. К этому его никто не принуждал. И уж тем более никто не мог заставить его написать политическое завещание, адресованное Александру II и одновременно – всем горским народам: "Ты, великий Государь, победил меня и народы, мне подвластные, оружием, ты подарил мне жизнь и покорил моё сердце благодеяниями. Мой священный долг – внушить детям питать вечную благодарность и быть верноподданными царям России и полезными слугами нашему новому отечеству".
А вот свидетельство, данное Назимой Ханафи Мухаммед, правнучкой имама Шамиля, ныне живущей в Эфиопии:
"Вначале он плохо относился к русским и воевал с ними. Потом, когда прадеда взяли в плен, отношение стало меняться. Произошло это после общения с царём Александром Вторым. По отношению к прадеду он повёл себя очень благородно и великодушно. В конце жизни, как рассказывала моя мать, Шамиль очень жалел, что столько времени потратил на войны с русскими, что пролилось столько крови. И ещё он гордился договором, который в конце концов заключил с Россией: русские обещали дагестанцам, что не будут посягать на их женщин, лошадей и оружие, а дагестанцы поклялись, что будут навеки хранить верность России. И ведь до сих пор хранят..."
Чтобы выяснить, какие обстоятельства превратили непримиримого противника России в благодарного почитателя, обратимся к исторической хронике, которая во многом перекликается с ключевыми моментами развития событий на Кавказе в конце XX века.
Разбив Наполеона, Россия обратила взор на всё ещё неустроенный и непокорённый юг. Горцы совершали набеги, поднимали восстания. Русские войска их подавляли, устраивали карательные экспедиции. Так продолжалось не одно десятилетие. Война приобрела новый характер, когда первый имам Дагестана и Чечни Гази Мухамед провозгласил священную войну против неверных. В 1824 году в Южном Дагестане в Кюринском ханстве видный богослов Магомед Ягарский сформулировал постулаты воинствующего мюридизма (мюрид – искатель истины), в которых открыто поставил политические цели и призвал идти по аулам с обнажёнными шашками, поднимая народ на газават. Если сравнить его "установки" с теми, что исповедуются исламскими экстремистами вообще и северокавказскими ваххабитами в частности, в них найдется много общего: "Первый закон – ни один мусульманин не может быть порабощён чужими народами; второй закон – борьба против неверных и выполнение шариата, третий – отречься от всех земных благ, кровь свою и имущество отдать на защиту своего бога; четвёртый – следовать призыву битв". Это и стало идеологической основой войны с русскими. Истовый мусульманин Шамиль, сын аварского крестьянина из дагестанского аула Гимры, встал под знамёна Гази-Магомеда. А когда в 1834 году преемник Газм-Магомеда имам Гамзат-бек был убит кровниками в отместку за казнь аварской семьи, Шамиль стал во главе движения. Примкнули к нему и "полевые командиры" Кибит-Магома (Тилетль) и Ташит-хаджи (Чечня). Они имели свои собственные военные формирования и даже пытались периодически с ним соперничать. Стремясь сплотить горцев, Шамиль установил деспотические порядки в своём военно-теократическом государстве, где вся жизнь строилась по законам шариата, а дисциплина была замешана на крови ослушников. Абдул-Хаким Султыгов, государственный советник второго класса, пишет об этом так:
"По приказам Шамиля жгли целые селения вместе с жителями на нежелание жить по установленным им правилам; не только за употребление табака и вина, но даже за танцы свободных дагестанцев и чеченцев подвергали изуверским наказаниям, а предательство каралось смертной казнью. Такой деспотии на Кавказе не было ни до, ни после имама Шамиля".
Сразу же вспоминаются показательные расстрелы в Грозном после Хасавюрта... Но повременим пока с общими выводами. Сосредоточимся на хронике кавказской войны XIX в., сравнивая её с недавними событиями в Чечне.
Столкнувшись с отчаянным сопротивлением, русские генералы по приказу царя распространили прокламацию, где говорилось о благородных намерениях России, а также в ультимативной форме содержался призыв к горцам "сделать выбор между наказанием с Шамилем и подчинением властям". Очень похоже на нынешнее обещание амнистии тем, кто добровольно сдаст оружие. Ещё одно совпадение. Стремясь ограничить распространение мюридизма, российские власти привлекли к агитации против него казанского муфтия, который должен был своими речами убедить горцев в неправильности "наступательного" толкования ислама, однако это окончилось неудачей на фоне того, что в сознании горцев любые притеснения со стороны "гяуров" проповедниками имама легко превращались в "гонения за веру". Вот что пишет по этому поводу кандидат философских наук, исламовед Сайд Усман Яхиев:
"Шамиль укреплял свою власть и повышал личный авторитет не только как правитель и военный стратег, но и как духовный лидер. Идеи газавата – идеологическая основа священной войны – приносили свои плоды, сплачивая вокруг него всё новых мюридов, коих в свои лучшие времена он мог поставить под ружьё одновременно до 60 тысяч. Конечно, были мотивы и чисто этнического характера, которые принуждали горцев в массовом порядке становиться под знамёна Шамиля. Произвол царских войск над мирными безоружными жителями и насильно навязываемые чужие порядки в аулах заставляли многих браться за оружие".
Однако тактика "выжженной земли" довольно быстро себя исчерпала. Такова уж восточная психология – жестокость побуждает генетическую ярость, когда даже женщину оставлять в живых опасно, так как она может воспитать из своего грудного ребенка мстителя. Русские генералы поняли, что плёткой горцев не усмирить. Тогда что делать? Стали созывать старейшин. Те приходили, молча выслушивали угрозы и уговоры, кивали... И только. Ещё одна особенность восточного менталитета: и один человек может привести лошадь на водопой, но даже сорок не заставят её пить... Тупик?
Но тут, как неоднократно бывало в истории, случилось чудо. Один из русских генералов стал свидетелем сцены, как его же ординарец объяснял одному из горцев правила выращивания репы на огороде. Оба собеседника до такой степени увлеклись, что даже не заметили самого генерала. А того осенило. Укрощение строптивых горцев силой – дело неблагодарное. Куда проще сделать это, приучив их к мысли, что вон тот казак с шашкой, который идёт с лошадью на водопой, – просто их сосед, который так же устал ссориться, как и они сами, и с куда большим удовольствием погуляет на дагестанской свадьбе, нежели будет гоняться с шашкой за женихом. После единичных случаев возникновения взаимной симпатии между "соседями" оккупационные власти призадумались и внесли коррективы в свою тактику и стратегию отношений с местными жителями. В результате всё большее их число, а затем и бывшие "полевые командиры" стали открыто переходить на сторону России или как минимум отказываться от активной борьбы. Усталость от войны сделала своё дело; железный имамат со спартанскими условиями быта и жестокостью к любителям вина и песен начал таять, как кусок льда на солнце. Дагестан и Чечня зажили привычной жизнью бок о бок со своими оккупантами, и 22 августа 1859 года в донесении императору главнокомандующий русской армией на Кавказе князь Барятинский писал: "От моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Кавказ покорён державой Вашей, 48 пушек, все крепости и укрепления неприятельские в руках Ваших". А через три дня Шамиль, под началом которого к тому моменту осталось только 400 мюридов, был осаждён в высокогорном ауле Гуниб и после жестокого штыкового боя сдался в плен. Ничего иного, кроме как быть повешенным или отправиться в морозную Сибирь "убирать снег", он для себя не ждал. Но... Случилось ещё одно чудо.
15 сентября на царском смотре в Чугуеве император Александр Второй подошёл к Шамилю, поцеловал его и негромко сказал: "Я очень рад, что ты наконец в России, и жалею, что этого не случилось ранее. Ты раскаиваться не будешь, я тебя устрою, и мы будем друзьями". Поражённого до глубины души имама поселили в Калуге в просторном доме на 30 комнат, в саду для него построили небольшую мечеть. Внимание, которое оказывалось Шамилю в России, не могло не вызвать у него, человека мудрого, ответного чувства. Да разве с ним обращались как с военнопленным, хотя он и оставался под присмотром? Он гулял по улицам в нарядной чалме, сафьяновых сапогах и медвежьей шубе, с большой охотой общался с жителями. И однажды воскликнул, глядя на мирные калужские окрестности: "Чечня, совершенная Чечня!". Не в том смысле, что среднерусская равнина похожа на его родную местность. Шамиль понял: лишь дружбу с Россией лежит путь к совершенству для его родины. Вот что говорит по этому поводу его правнучка Назима:
"Чечня должна оставаться в составе России. Она не проживёт без неё и никогда не сможет стать независимым государством. Крошечная бедная республика. А раз это так, зачем вообще воевать, зачем проливать кровь? В составе большого сильного государства чеченцам будет гораздо лучше жить, гораздо легче защищать свои интересы. Те, кто называет себя борцами за свободу, на самом деле хотят не независимости, не свободы. Они хотят, чтобы никто не мешал им грабить и терроризировать соседей. Ещё во времена моего прадеда в Чечне было немало разбойников, от которых стонал весь Кавказ..."
Могла ли советская историография признать, что огородная дипломатия генеральского ординарца открыла путь к налаживанию мирной жизни, а великодушие царя во многом способствовало прозрению Шамиля? Конечно, нет. Классовая борьба и человеческая мудрость несовместимы. А во время новой чеченской войны было уже не до поисков исторической точности...
Бывшие соратники имама не сразу поняли причины поступка русского императора, который, по их представлениям, должен был казнить пленного врага. А между тем его рыцарский жест привёл к тому, что остатки сопротивления растаяли как дым. В 1871 году Шамиль посетил гробницу пророка Магомета, но вернуться в Россию ему не пришлось, смерть настигла его в Медине. Последние же его слова были такие: "Я жалею, что не знал России и не искал её дружбы".
В тот момент ему уже ничто не угрожало, он даже не был в ссылке, поэтому трудно заподозрить Шамиля в неискренности. Вся беда в том, что неискренность в изложении истории во времена СССР привела к тому, что имя имама до сих пор используется ичкерийскими боевиками в качестве символа. Это ещё одна страшная ложь, не меньшая, чем их ссылки на ислам, ведь это вероучение запрещает начинать войну первыми. Тем более если это "газават" не против "гяуров", предоставивших им самостоятельность в Хасавюрте, а против своих же братьев-дагестанцев, на которых "новый Шамиль" напал в августе 1999 года.
История не терпит недомолвок и приблизительности. В противном случае жест приветствия древних римлян превращается в "хайль Гитлер", ведический символ вечной жизни – в перевёрнутую фашистскую свастику, а имя горца, проявившего истинную мудрость перед величием бывших врагов, – в идеологическое оружие террористов.