|
Но так ли на самом деле все просто, и так ли далека просвещенная Европа от ритуальной трапезы, брезгливо относимой в массовом сознании к быту самых диких дикарей? И почему Homo sapiens кушали друг друга раньше?
...Лет 10 назад обезумевшие от самопальной водки приморские бомжи, собравшись в железнодорожном тоннеле под центральной площадью Владивостока, организовали себе наваристую похлебку. Этот вид каннибализма – прежде всего социальное явление, да и случаи с Чикатило и ему подобными извращенцами, пожалуй, тоже. Понятно, что, если бы не безразличие к ближним как правило нашей жизни, если бы не отсутствие привычки обращаться к услугам психологов, меньше было бы и насилия в семьях, и морального садизма как формы мести за собственные неудачи, и самоубийств, и депрессий, и уж, тем более, отдельных случаев, когда человек как общественное животное превращается в маньяка или людоеда. Однако ритуальное людоедство строилось совсем на иных принципах.
Врач-психотерапевт Ярослав Филатов, объясняя причины того, что массовый и узаконенный каннибализм все-таки сошел на нет, пишет о том, что "если рассматривать продолжительность жизни человечества в масштабе одного метра, то 5 см составит срок жизни цивилизованной, а 95 останется на первобытное время". Именно за этот "длинный срок" происходило уничтожение генов, вредных для социальной жизни: угасли племена, где не чтили стариков и обижали беременных женщин, а детям доставались объедки. По тем же причинам, полагает Я.Филатов, исчез и каннибализм, поскольку человек является "промежуточным носителем некоторых зараз, безвредных для него самого, но убивающих того, кто этого носителя съел". Вот так, если следовать этой логике, путем естественного отбора сохранились только те группы, где этическая норма стала неким отражением инстинкта самосохранения. Однако произошло это не на стадии развития первобытно-общинного строя, а куда позже.
Группа ученых из лондонского University College, изучая болезнь Крейцфельдта-Якоба у племени фора в Папуа – Новой Гвинее, обнаружила у членов племени некую вариацию гена, который защищал от этого недуга. А подвержены ему были те племена, у которых сохранился ритуал поминальных пиршеств, где осиротевшие женщины и дети поедали мозг умершей родни. Но главная сенсация появилась позже, когда при анализе ДНК "туземный защитный ген" или его варианты были обнаружены у людей по всему миру – не только в дикой Африке или у обитателей джунглей Южной Америки, но и у европейцев.
В доисторическую эпоху людоедство не было редкостью. Однако для формирования генетических механизмов эта практика должна поддерживаться тысячелетиями, в противном случае ген исчезает за ненадобностью. Присутствие же таких генов в ДНК наших современников говорит о том, что людей в Европе ели еще сравнительно недавно.
Когда же? Если вспомнить исторические хроники, человеческие жертвоприношения встречаются не только как отголоски жутких легенд об ацтеках, вспарывавших грудь пленников на пирамидах ножами из обсидиана, а как "нормальная практика" у древних греков. В расхожем понимании каннибал – это дикарь, поедающий убитого врага в назидание прочим, а заодно с целью перенести на себя его лучшие качества – ум, отвагу и ловкость. Но это была "мужская" часть ритуальной традиции, которая бытовала у народностей, специализировавшихся на охоте и вытеснении конкурирующих групп. У оседлых племен все было куда изощреннее. Там ведущую роль играли женщины, причем прибегать к каннибализму их заставляло желание продлить собственную молодость и привлекательность. Кроме всего прочего, это приносило еще и массу ярких впечатлений, поскольку ели они не соперниц, а использованных по назначению любовников. Именно отсюда – отголоски леденящих кровь легенд о ежегодных "агапевессах" (праздниках любви на одну ночь) у воинственных амазонок, которые наутро уничтожали "мужей", а через 9 месяцев после этого убивали еще и новорожденных мальчиков. Однако в том, что это были не единичные случаи со взбалмошными царицами (вспомним истории о Клеопатре) или локальной группой воинственных женщин, а привилегия касты властителей, убеждает очень подробное описание всего "механизма" в шумерском мифе об Иннане и Думузе. Героиня в нем попадает в подземный мир, откуда ее необходимо вызволить. Сделать это в принципе возможно, но требуется некто, кто отправился бы туда вместо нее. Правители шумерских городов – бывшие любовники, судя по всему, постаревшей и больной жрицы – не подходят: высокое положение позволяло им откупиться или просто послать ее куда подальше. Поэтому был найден пастух Думузи, которого моментально провозгласили ее "супругом". Он был "экологически чист" – считалось, что жертва, которая до этого вела правильный образ жизни, обладала лучшими целебными свойствами. Целый год бедняге оказывали царские почести, холили и откармливали, а потом попросту забили. Жертвенную кровь, собрав в специальный серебряный сосуд (этот металл тоже обладает обеззараживающими свойствами), жрицы выпили, а мясом закусили.
Нечто подобное встречается в мифологии и соседних средиземноморских районов – Месопотамии, Финикии и даже на Крите. Но древние греки в мифах о каннибализме пошли далее всех остальных, хотя формально в них же такой метод достижения цели и осуждается. Папаша Кронос пожирал собственных детей, дабы они не лишили его власти. А Тантал мясом своего сына пытался накормить шумную компанию коллег-богов. Впрочем, те отвратительное угощение моментально распознали, и попробовать его не отказалась только Деметра, которая в других мифах действует ничуть не лучше, чем упомянутая шумерская жрица. Все это, как считают историки, вполне может говорить о том, что в Элладе микенского периода в отношении не вовремя родившихся детей действовало разрешение на ритуальный каннибализм. А оправданием ему служила не только "политическая и экономическая ситуация", но и пример Кроноса. Ведь он, не позволяя наследникам сменить его у руля высшей власти, воспринимал их появление на свет как угрозу "стабильности", а пожирая эту угрозу, отнимал и "усваивал" их потенциальную силу.
Впрочем, как мы помним, революция все же свершилась: Кроноса скинул с престола его сын Зевс, а заодно и с людоедством было покончено. На определенной стадии "возмужания" и другие народы ставили на каннибализме крест, причем не только на уровне "мифов" и нравственного внушения. В Китае племенной союз Чжоу уничтожил государство Чжан, "нарушившее волю небес", и человеческие жертвоприношения были прекращены. Карфаген, как считают ученые, был стерт с лица земли не только как соперник усиливающегося Рима – вместе с падением мощной державы-соперницы ушла кровавая ритуальная практика как полностью противоречащая устоям патрицианского общества.
Каннибализм в цивилизованном обществе (от генетической памяти-то никуда не деться) просто перешагнул в иное качество. Самопожертвование ради идеи, ради близкого человека, – безусловно, это звучит очень возвышенно. Но идею кто-то должен сформировать, а получатель "жертвы" нередко принимает ее как должное, как некую плату и подтверждение своей силы и влияния на другое человеческое существо. Да та же любвеобильная бабушка возле электрички, даже не осознавая того, хотела "съесть" внучка затем, чтобы он больше никому не достался в качестве объекта воспитания.
Более 150 лет назад писатель Герман Мелвилл, вернувшийся на свой корабль после бегства от туземцев племени тайпи, прослывших злостными людоедами, подробно описал свои впечатления за все время, пока его держали в качестве почетного пленника и ужина для особо торжественного случая. Едва не разделив печальную судьбу капитана Кука, он с брезгливой иронией рассказывал о старом вожде, который еще помнил вкус большого пальца ноги великого мореплавателя. Но все же в своих записках Мелвилл, избежавший страшной опасности, сделал акцент на другом. "Мне скажут, что это заблудшие беспринципные души – гнусные людоеды. Согласен, и это их очень дурная черта. Но она проявляется, только когда их обуревает жажда мести врагам. И я спрашиваю – неужели простое поедание человеческого мяса настолько превосходит варварством обычай, еще недавно существовавший в просвещенной Англии, согласно которому у человека, признанного государственным преступником, то есть, быть может, виновного в честности, патриотизме или прочих "мерзких грехах", топором отрубали голову, внутренности доставали и бросали в огонь, а тело, рассеченное на четыре части, насадив на острые шесты, вместе с головой выставляли гнить и разлагаться в местах наибольшего скопления народа? Дьявольское искусство, с каким мы изобретаем все новые орудия убийства, беспощадность, с которой мы ведем свои нескончаемые войны, беды и разорение, которые они повсеместно несут за собою, – всего этого вполне довольно, чтобы белый цивилизованный человек предстал самым кровожадным на земле существом".
И как знать, кто на самом деле в большей степени каннибал – туземец, обгладывающий бедро убитого врага, или тот, кто ежедневно, настоятельно и успешно для себя требует от нас жертвовать нашей волей, чувствами и силами, иными словами – нашей собственной жизнью?