Фото Юрия Тутова |
Бабич Михаил Викторович. Родился 28 мая 1969 г. в Рязани. В 1990 г. окончил Рязанское высшее военно-командное училище связи. С 1990 по 1994 гг. проходил службу в воздушно-десантных войсках России на командных должностях. С 1994 по 1998 гг. – президент ЗАО корпорация "Антей". В 1998 г. окончил Московский институт экономики, менеджмента и права. С 1998 по 1999 гг. – первый вице-президент ОАО "Российская торгово-промышленная компания "Росмясомолторг". С 1999 по 2000 гг. – первый заместитель генерального директора ГУП "Федеральное агентство по регулированию продовольственного рынка при Минсельхозе России". В 2000 г. закончил Государственную академию управления. В 2000 г. – заместитель председателя правительства Московской области. В 2001-2002 гг. – первый заместитель главы администрации Ивановской области, руководитель представительства администрации Ивановской области при правительстве РФ. В 2002-2003 гг. – председатель правительства Чеченской Республики. В 2003 г. – помощник директора Федеральной пограничной службы РФ. В 2003 г. – помощник министра экономического развития и торговли РФ. С 2003 г. – депутат Государственной думы, заместитель председателя комитета по обороне. Кандидат экономических наук. Женат, имеет двоих сыновей.
"Yтро": На Северном Кавказе в уходящем году случилось несколько страшных терактов. Как вы оцениваете текущую ситуацию и политические процессы в регионе?
Михаил Бабич: Теракты не способствуют изменениям в лучшую сторону, а заставляют задуматься о причинах того, что происходит. И о тех мерах, которые принимает власть с целью обезопасить своих граждан и не допустить преступлений подобного рода. Назначение Дмитрия Николаевича Козака – знаковое. Это один из самых близких президенту людей, человек высокопорядочный и высокопрофессиональный. И если люди такого калибра брошены на решение проблем региона, можно сказать, что уровень проблематики достиг критической отметки. Полпред президента наделен расширенными полномочиями, которые, правда, пока лишь декларированы, но, надеюсь, будут оформлены нормативно. Создана специальная федеральная комиссия из руководителей органов исполнительной власти. То есть формируются рычаги для кардинального изменения ситуации на Северном Кавказе.
Президентом Чечни избран имеющий боевой опыт Алу Алханов. Ему необходимо помочь, так как он имеет не так уж много реальных рычагов для самостоятельного управления республикой. Если сумеют создать условия, при которых он был бы реальным президентом, обладающим всем набором полномочий для решения задач, стоящих перед Чечней, то это станет серьезным шагом к стабилизации в республике.
Есть еще одна задача, которая не решается годами. Меня, честно говоря, поражают комментарии чиновников различного уровня по поводу разрушений Чечни. Уже пятый год мы активно восстанавливаем республику в новом формате. Но, оказывается, и сам объем разрушений, и темпы восстановления – неожиданны. После того как Грозный увидел президент, столицу Чечни посетил ряд чиновников высокого уровня, которые как раз отвечали за восстановление. Вот их удивление непонятно совсем: идут годы, вкладываются ежегодно миллиарды рублей. И в мою бытность, и до меня говорилось о том, что бюджетные деньги расходуются нерационально, что средства не доходят до реальных объектов, что прохождение средств и сам восстановительный процесс не контролируются. Все мы видели, что необходимы принципиальные изменения. Это актуально до сих пор – надо менять схему управления, кадры, нужно усиливать присутствие федеральных органов власти в Чечне.
"Y": Но местные органы власти говорят о том, что именно в Чечне должны самостоятельно решаться многочисленные вопросы по восстановлению республики.
М.Б.: В республику направляются огромные средства, но ни один федеральный министр даже близко не представляет, в каком состоянии пребывают объекты, находящиеся в его ведении. Это касается Министерства образования, Минздрава, социальной защиты, Госстроя и других ведомств, через которые с 2000 г. Чечня восстанавливается по федеральной программе. Заказчиком выступают федеральные органы исполнительной власти, поэтому они должны знать, что же они восстанавливают, на какие средства и что нужно делать в ближайшей перспективе. Но этого нет, как и реальной возможности контроля. А главное – отсутствует какая бы то ни было ответственность за эффективную реализацию программы восстановления.
"Y": Сколько за четыре с лишним года было направлено средств на восстановление Чеченской Республики?
М.Б.: В СМИ называют различные цифры. Но надо учесть, что деньги на восстановление идут в Чечню из различных источников: федерального центра, по линии естественных монополий, из республиканского бюджета, который также имеет свою доходную часть. Любая цифра не будет абсолютно верной. Конечно, речь идет о миллиардах. За эти четыре года восстановительного процесса, который выглядит очень активно на бумаге, мы вложили в Чечню больше 100 млрд руб., гораздо больше...
"Y": Как вы оцениваете свое пребывание на посту премьера Чечни? Вы не сработались с командой Кадырова?
М.Б.: Не скажу, что мы не сработались с Кадыровым, но, видимо, у нас были разные представления о роли и месте каждого в этом процессе, перед нами стояли разные задачи. Я понимал, что должен обеспечить максимальное присутствие федерального центра во всех процессах, происходящих в республике. Это касается и правоохранительных структур, и эффективности проведения всей контртеррористической операции, и работы органов республиканской исполнительной власти, и глав районов. Моей задачей, в том числе, было вести кадровую политику, максимально интегрировав Чечню в правовое поле РФ. Ситуация, которая сложилась к моему назначению на должность премьера, к сожалению, не способствовала контролю над прохождением бюджетных средств и эффективности восстановления. Многие из этих задач, которые мы пытались решать на первом этапе, встретили очень жесткое сопротивление, даже неприятие.
Оценить роль Ахмада Кадырова в истории можно будет только через несколько лет, когда будут видны последствия принимаемых сегодня решений. Лично я считаю, что он сделал многое, сыграв свою роль в возвращении Чечни в Россию. Но, повторюсь, у нас были разные задачи. И меня не устраивало, что я, как премьер, мог оказаться заложником ситуации или марионеткой Кадырова или его окружения. Я шел на эту работу осмысленно и представлял, что надо делать. Но на тот момент, видимо, условия еще не созрели. Ведь сегодня говорят о том, что хотели сделать мы два года назад: заказчиком восстановительных работ должны стать республиканские структуры. Весь восстановительный процесс надо передать правительству Чечни. Но при таком доверии за федеральным центром должны остаться все рычаги контроля и, безусловно, кадровая политика.
Сегодня в Чечне раздаются предложения, которые, на мой взгляд, не совсем адекватны. Например, предлагают отдать республике нефть на откуп. Но нефтяной комплекс – стратегическая отрасль для экономики всей России. Ее нельзя отдавать на откуп местным властям в любом субъекте РФ. На самом деле, сегодня бюджет России, то есть российский налогоплательщик, дотирует Чечню. Именно на эти деньги идет восстановление. При этом логично, что средства от добычи и реализации нефти должны возвращаться в российский бюджет.
"Y": Но в Чечне сетуют, что республика не получает средства от реализации нефти и ее продуктов...
М.Б.: Неправомерная постановка вопроса. А что должны получать в Чечне от реализации нефти?
"Y": В республике есть мнение, что изменение всей схемы поможет избежать нецелевого использования средств. Проще говоря, желают не направлять "нефтяные" средства федеральному центру, а использовать их на месте.
М.Б.: Очень серьезный вопрос. Мы выступаем с позиций государства и понимаем, что могут нести подобные предложения. Здесь особый смысл, ведь предложения такого плана не единственные. Кто-то хочет иметь чуть ли не собственный национальный банк и проводить денежную эмиссию. Кто-то заводит разговор о собственной таможне, о свободной экономической зоне. Так что все это из одной серии. У меня возникает вопрос – если Чечня является полноценным субъектом Российской Федерации, то чем она лучше или хуже остальных? И почему она должна находиться в иных законодательных условиях, нежели другие субъекты? Разве оборудование, которое сегодня используется в ЧР, создано на средства республики? Конечно, нет. Разве сегодня "Роснефть", вкладывающая туда гигантские деньги в рамках инвестиционных программ по восстановлению "Грознефтегаза", использует средства из республиканского бюджета? Конечно, нет. Не стоит забывать, что на уровне Чечни не решаются и вопросы транспортировки и реализации нефти и ее продуктов. Налоги и сборы от нефти поступают в федеральный бюджет. На самом деле Чечне уже несколько раз предоставлялась возможность самостоятельно восстанавливать себя – и при Дудаеве, и при Масхадове. Что получилось из этого, мы знаем и до сих пор расхлебываем...
"Y": С другой стороны, не впечатляет и масштаб восстановленного в Чечне по программе российского правительства?
М.Б.: Не впечатляет, потому что еще ни одну схему не реализовали до конца! Сколько можно? Если федеральные органы являются заказчиками, то пусть наконец-то ответят, где восстановленные объекты, где жилье, где город Грозный, который по всем срокам уже должен был восстановлен. И перед Алхановым, и перед правительством России стоит задача по формированию реальной программы, в которой нуждается республика, в которой будут четко отражены основные моменты. К примеру, Чечне необходимо срочно восстановить коммунальное хозяйство. Мы должны знать, что оно будет восстановлено за два года, должны четко представлять, сколько денег необходимо выделить на расчистку завалов и постройку жилья. К сожалению, мы все время находимся в таком режиме, что вроде бы расчеты такие есть. Так происходит каждый год: и расчеты есть, и программа федеральная целевая есть, и чиновников море – только результата нет.
"Y": У нынешнего главы правительства Чечни Сергея Абрамова планы большие – он заявил о строительстве 2 млн квадратных метров жилья в Грозном, Гудермесе и Аргуне...
М.Б.: Я не хочу никого критиковать, но скажу, что это не первое заявление подобного рода. Практика же показывает, что существует большая пропасть между декларацией и реальностью. Настораживает другое: лично я не вижу ничего нового в подходе к процессу восстановления Чечни. Если говорят – мол, дайте нам больше денег, и мы уж построим и тогда будем лучше работать, то ничего нового нет. И не будет.
Как будут распределяться средства? Как будут участвовать федеральные структуры в этом процессе? Как формируют кадры и осуществляют контроль? Вот от чего необходимо плясать. И только при таком подходе остается надежда, что деньги, которые вкладываются в чеченские объекты, дойдут до адресата.
Россия дважды уже сталкивалась с "особыми правами", которые предъявлялись Чечней на Северном Кавказе, и это приводило к войне. И прежде чем говорить о правах или каких-то особых зонах, надо вспомнить все, что произошло совсем недавно. Мы должны научиться соблюдать российские законы и распоряжения правительства. Целевая программа в Чечне должна реализовываться. Если участвуют федеральные деньги в восстановлении, значит, мы обязаны обеспечить их полноценный контроль. Иначе опять будут "черные дыры" в бюджете.
Мы должны понять, что федеральные деньги, которые сегодня вкладываются в Чечню, отрываются от других отраслей, от других субъектов федерации. Если выделяем деньги на компенсации за разрушенное жилье, то должны четко представлять себе целевое назначение этих денег. Мы же не откупаемся от людей этими деньгами! А говорим: будет восстановлено и построено новое жилье. Зачем, понимая, что сегодня эти деньги не доходят до людей, что в списках "мертвые души", что откаты достигают до 70% от всей суммы компенсации, мы продолжаем так бездарно тратить эти средства? Почему нельзя эти средства передать чеченским строительным организациям, которые будут платить налоги, предоставят рабочие места и построят необходимое жилье для людей? К сожалению, пока этого не происходит.
"Y": Почему не происходит?
М.Б.: Потому что есть определенная группа, которой выгодно в таком режиме формировать экономическую политику и сам политический процесс в Чечне. Расчет сводится к тому, что постоянное напряжение и противостояние будут вызывать новый виток финансовых вложений.
Не только в стране, но и за ее пределами, существует достаточное количество политиков и даже целые государства, которые реально не заинтересованы в усилении России и хотят, чтобы здесь сохранялся постоянный очаг экономической, политической и межнациональной напряженности. И то, что происходит сегодня в Чечне, – плод подрывной работы, которая ведется против России. Поэтому появляются различные экстремистские течения, типа ваххабизма, наемники и деньги. И второе: существует достаточно много чиновников, мягко говоря, недобросовестных, которые наживают на чеченской проблеме целые состояния. И чем масштабнее процесс, тем проще им решать свои меркантильные задачи. Надо разрушить весь коррупционный механизм. Для этого нужна политическая воля. Сейчас она есть у самого первого руководителя страны, а вот дальше вся исполнительная система дает сбой.
"Y": В Чечне очень многие знают фамилию чиновника, занимавшегося восстановлением объектов, например, общественных бань в Грозном. Он уехал из республики миллионером. А бани без воды торжественно открывали в присутствии журналистов. Чиновника вспоминают часто, как и то, что ему все сошло с рук...
М.Б.: Никто в Чечне не смог бы организовать самостоятельно такую схему. Махинации возможны только при полной поддержке здесь, в Москве. И не только при полной поддержке, а соответствующей генерации подобных идей. В Чечне же находится только исполнительный механизм. Там остается гораздо меньше средств, чем уходит "налево" в Москве.
Когда я приехал в Чечню в ранге главы правительства, то издал распоряжение по созданию комиссии, в которую вошло около 80 человек. Это был 2002 г., и мы начали с инвентаризации того, что было сделано за два года. То есть смотрели конкретный объект в Ведено, Ножай-Юрте, Итум-Калинском районе. Смотрели, восстановлен ли он, введен в эксплуатацию, есть ли там вода и т.д. Как только приступили к работе, встретили колоссальное сопротивление на всех уровнях.
Повторюсь, что кадры для Чечни – краеугольный камень. Если кадровая политика направлена на выдавливание специалистов федерального уровня исполнительной власти, представителей некоренной национальности, то о каком контроле процессов восстановления можно говорить?
"Y": Одним из принципов, объявленных Ахмадом Кадыровым, было привлечение в республику именно тех, кто покинул Чечню во время дудаевщины и правления Масхадова, привлечение русскоязычных специалистов. Тот же Грозный до конца 80-х – начала 90-х гг. был интернациональным городом...
М.Б.: В советский период Грозный был русскоязычным городом. Но сегодня мы имеет иную ситуацию. В мою бытность премьером Чечни любая попытка назначить на руководящую должность в органы исполнительной власти русского специалиста встречала достаточно серьезное сопротивление. На момент моего прихода их практически не осталось в республике. То же самое касается и правоохранительных органов. Я помню, что с огромным трудом удалось назначить прокурором Чечни Владимир Кравченко.
Сегодняшние заявления о том, что всю ответственность за проведение контртеррористиских операций надо передать МВД республики, я считаю поспешными. Этого нельзя делать, потому что сегодня, еще не разобравшись с кадрами в республиканском МВД, мы уже начали передачу тяжелого вооружения, бронетехники. Не должно все настолько упрощаться: вышел человек из леса, прошел минимальную проверку и уже принят в ряды милиции. При этом утверждается, что МВД нужно отдать все вопросы безопасности республики. Это же абсурд, ведь мы столкнемся с теми же проблемами, что и десять лет назад. Только проблема может быть куда большей по масштабам, поскольку люди подготовлены, мобилизованы и прошли большой боевой путь.
"Y": Михаил Викторович, не так давно вы довольно осторожно комментировали в СМИ кадровую ситуацию в Чечне, подразумевая, что Алу Алханову надо проявить жесткость и самостоятельность на федеральном уровне.
М.Б.: Алханов – достаточно сильный человек, сложившийся политик, но в Чечне существует реальность: есть Служба безопасности президента республики, МВД, глава которого – человек Рамзана Кадырова, есть другие структуры. В этой ситуации силовые рычаги сосредоточены не в руках президента республики, и поэтому ему необходима поддержка. Федеральная власть должна создать условия, чтобы президент республики был самостоятельным и независимым при принятии решений.
Я думаю, что сегодня отдельными своими действиями власть, наоборот, подрывает авторитет действующего президента. И мы сейчас пытаемся доказать и обосновать, что некоторые решения могут привести к негативным последствиям.
"Y": Несмотря на продолжающуюся операцию на Северном Кавказе, террористическая угроза на юге России не исчерпала себя. Каким вам видится развитие ситуации в регионе?
М.Б.: Мы столкнулись с экономической, политической и военной нестабильностью в большом регионе. Здесь Россию проверяют на прочность. Это требует реализации в кратчайший срок набора мероприятий, принятия непопулярных мер, которые могут встретить противодействие как внутри страны, так и за рубежом. В противном случае нас ждут очень серьезные последствия. В плане обороноспособности мы должны укрепить государственную границу, оперативный состав пограничной службы. На огромном участке госграницы необходимы технические сооружения, обученный и подготовленный личный состав, оперативники, работающие с местным населением. Сегодня на это стали выделять деньги. Но не надо забывать, что сам процесс восстановления государственной границы займет до 15 лет.
Среди непопулярных кадровых решений также может быть назначение руководителей, способных вывести национальные республики из кризиса. В конце концов, предстоит отлучить от "кормушки" огромную массу чиновников, что не вызовет у них восторга. В этом случае Россия, включая ее правоохранительную составляющую, неизбежно будет усиливаться, в том числе на конкретном участке – Северном Кавказе, что вызовет сопротивление некоторых наших партнеров на Западе. Но даже если эти и другие меры по укреплению российского государства вызовут "бурную" реакцию, мы должны пойти на это. Отступать нам уже некуда.