|
Зато уже второй месяц на многочисленных интернет-форумах смакуют геращенский "ненорматив", почти возведя его в идеологию сопротивления, страшно сказать, режиму. Бывший глава ведущего банка сначала СССР, а затем и России, опытный международный переговорщик, известный экономист, раскрученный политик и, наконец, героический топ-менеджер, Виктор Геращенко решил придать своей аргументации большую весомость, пристроив к ней пару-тройку слов и выражений, которые незабвенный собиратель сказок А.Н. Афанасьев называл "заветными".
Эфир получился ярким: слушатель, пришедший на ознакомление с профессиональным взглядом на суть проблемы, оказался втянутым в кухонный разговор, в котором приличие и обычные для студийного эфира манеры были отданы на заклание пресловутому "драйву".
Кто бы спорил: мат в прямом эфире – сильнейшее средство убеждения. Вопрос, насколько продуктивно убеждать зрителя (слушателя, читателя) подобным манером. И насколько позволительно, кстати. Щенячий восторг от смелости индивида, внятно выговаривающего в "петличку" слово "б…ть", по зрелому размышлению должен уступить чувству недоумения: с чего это человек, пусть и птица высокого полета, не будучи мне ни сватом, ни братом, вот так запросто в присутствии незнакомых ему людей, в том числе, возможно, и членов их семей (включая малолетних), материт людей, о которых известно еще меньше, чем о нем самом?
Эпатаж всегда неотразим. Иногда он действительно достоин восхищения, ибо воплощает в себе искусство балансировки "на грани". Люди знающие говорят, что геращинский юмор матерок не портит. В задушевной компании такие таланты на особом счету. К примеру, глава Совбеза Игорь Иванов ценится как виртуозный рассказчик анекдотов "не для дам". Но что-то не припоминается, чтобы он, хоть на нынешнем посту, хоть в бытность главой МИДа, давал волю своим незаурядным познаниям в этой области. Оно и понятно: публичный человек должен соблюдать правила, принятые в обществе, с которым он находится по долгу службы в постоянном диалоге.
Если это простое правило нарушается, то эпатаж уже выглядит как фол последней надежды. Как осознанный выбор инструмента воздействия, или, если угодно, давления на собеседника, на зрителя, на общество в целом. Политический или, пуще того, экономический расклад не важен, когда в деле одни "идиоты" (по выражению Геращенко). Сильный диагноз исправляет шероховатости собственной аргументации. Аудитория ждет от популярной радиостанции эксклюзива? Вот вам эксклюзив в форме набора экспрессивной лексики. И попробуйте, черти, сказать, что у нас в эфире не жарко.
И все же отождествлять свободу слова со свободой изъясняться "по матушке" не стоит. Для любого средства массовой информации подобное стечение обстоятельств (назовем это так) засчитывается в прокол. И не потому, что таков диктат закона. Просто этика эфира трактует его содержание как максимально лояльное и комфортное для аудитории данного СМИ. Конечно, ведущие вряд ли заранее знали, в сколь развязанной манере их гость будет рассуждать на заданную тему. К чести "эховцев" стоит заметить, что в их эфире нецензурщина отсутствует даже в прямых звонках агрессивно настроенных слушателей – верный признак профессионализма тех, кто отвечает за "обратную связь".
В то же время закусившего удила Геращенко никто остановить и не пытался. И хотя позже главный редактор радиостанции Алексей Венедиктов извинился за мат, запись беседы была благополучно повторена, правда, уже в ночное время.
Что касается реноме персон, пренебрегающих законом вообще и здравым смыслом в частности, то тут нужно заметить следующее. Нецензурщина и просто грубость в устах политика, должностного лица или просто публичного человека несет в себе сверхзадачу, которая сродни салютованию фашистским приветствием или призывом гнать всех "черных" куда подальше. Эти атрибуты публичности объединяет одно: стремление переломить представление о ситуации в свою пользу, радикализируя дискуссию с нарушением всех правил приличия. Это всегда игра на том низменном в человеке, что заставляет его рефлексировать, а не думать, поддаваться инстинкту, а не делать самостоятельных выводов. Информация подменяется загодя продуманными эмоциями так, что объект прессинга принимает за истину нехитрое глумление. Такой запутавшийся потребитель политического экстрима видит в незапиканном мате момент преодоления отживших условностей и всегдашнего ханжества. О прозе жизни в этот момент думают только родители, чьи детки стали свидетелями чересчур взрослой беседы в прямом эфире.