"Гоголь. Вечера": страшилки на ночь

Читать в полной версии →
Музыкальный спектакль "Гоголь. Вечера" по повести "Майская ночь, или Утопленница" неожиданно предстал не как повесть о влюбленных, а как поэма страха и страдания. Таким текст увидел режиссер Владимир Панков


ФОТО: soundrama.ru



"Гоголь. Вечера" - одна из первых премьер этого сезона. Режиссер Владимир Панков присматривался к писателю-мистику давно. Еще год назад он говорил о том, что собирается "ставить большой мюзикл в Большом театре". На пресс-конференции летом сообщал, что работа идет медленно и тяжело: для выстраивания партитуры необходимо проработать каждую интонацию актеров. Действует и обратная задача: каждый звук музыкального инструмента должен был превратиться в театральный жест. Спектакль по мотивам повести "Майская ночь, или Утопленница", ставший ко-продукцией студии SounDrama, компании "Театральные решения" и Центра им. Мейерхольда, где и прошла премьера, на мюзикл оказался похож мало. Когда со сцены, не смолкая, звучат заговоры, плач и стон, который и здесь песней зовется, подпевать и аплодировать музыкальным номерам получается плохо.

Владимир Панков - известный специалист по добыванию музыки из разных текстов. Выпускник мастерской Олега Кудряшова, он привык любое соединение звуков воспринимать как композицию и в любом шуме искать ритмическую основу. Правда, не всякий литературный материал оказывается одинаково податлив. Скажем, первый спектакль студии, "Красной ниткой", вышедший в Центре драматургии и режиссуры, смотрелся на сцене с органичностью, близкой к волшебной. История фольклорного похода, нравы и судьбы жителей российской глубинки, трагические монологи без сопротивления и даже с готовностью переводились на язык музыки, причитаний и народных песен. Со спектаклем "Переход" история обратная. Команда драматургов написала текст от имени современных социальных типажей: бомжей, наркоманов, проституток, пользователей Интернета и олигархов. Когда после очередной исповеди, а то и во время нее, герои бодро запевают или начинают читать рэп, становится как-то не по себе. Оказалось, что для искренности на сцене тоже нужна эстетическая форма, иначе она выглядит попросту безвкусицей.


Фото: soundrama.ru

Классические прозаические тексты, за которые берется Панков (в прошлом году он поставил булгаковский "Морфий" на сцене театра Et cetera, и вот теперь Гоголя), музыкальны как на подбор. Буквы чуть ли не сами собою складываются в нотные записи. "...вечер, уже, наверное, где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалеча, бренчит балалайка, а подчас и скрипка, говор, шум", "встревоженная окрестность полна гула и хаос чудных неясных звуков вихрем носится перед вами... Шум, брань, мычание, блеяние, рев - все сливается в один нестройный говор... Разноголосые речи потопляют друг друга, и ни одно слово не выхватится, не спасется от этого потопа; ни один крик не выговорится ясно". Эта тревога, наполненная гулом и хаосом неясных звуков, подробно переносится на сцену. Актеры, одетые в народные костюмы, сшитые из аутентичных материалов, закупленных в деревеньке на границе с Украиной, беспрерывно что-то шепчут, вскрикивают и голосят. "В "Вечерах", - говорил на пресс-конференции Владимир Панков, - мы услышали прежде всего плач, заговор и причет". Другим словами, проза Гоголя, традиционно относимая к фантастическому реализму, была прочитана как поэма страха и страдания. Мир заселен нечистью и абстрактным злом. Бороться с ним, а тем более победить, невозможно. Остается одно - жить рядом и ничему не удивляться.

Вообще-то, Гоголь, будучи автором "Вия", в родах и видах страха разбирается, как никто другой. Эксперт по различным фобиям Владимир Сорокин, например, в одном из интервью называл в качестве самого страшного текста, который он когда-либо читал, описание сада Плюшкина. Но если почитать на ночь "Майскую ночь, или Утопленницу", честное слово, кошмары не приснятся. Рассказ о влюбленных с элементами фольклорной мистики похож скорее на сказку, чем на байку из склепа. В спектакле же интонация страха оказалась самой отчетливой и навязчивой. Некоторые сцены дописаны на максимуме эмоционального накала. Например, зачем-то добавлена сцена насилия над Ганной отцом Левко, хотя в оригинале это был простой разговор. Шуточный розыгрыш, в котором Левко потешается над отцом, перевозя его свояченицу из одной хаты в другую, разросся на сцене до апокалипсической катастрофы.

При этом гоголевской текст оказался отличной этнографической основой для фольклорных изысканий. Владимир Панков с юного возраста ездил вместе с ансамблем "Веретенце" в экспедиции по деревням. Для этого спектакля тоже многое привезено оттуда. И, прежде всего, идея об универсальном характере народной культуры. В ней что "Вий", что "Мертвые души", что "Майская ночь" - все едино. Жить страшно, больно и тяжело, вспышки мелкой радости быстро и почти бесследно проходят, переливаясь в широкую, как река, песню. Только ради этой песни и стоит прийти на спектакль. В ней фальшивых нот, кажется, нет.

Юлия ЧЕРНИКОВА |
Выбор читателей