ФОТО: AP |
Первый вопрос, который возникает в связи с заявлением Воронина, – до какой степени в глазах Москвы равнозначны независимость Приднестровья и возможное членство Молдавии в НАТО. Известно, что вступление в НАТО государств, имеющих нерешенные территориальные вопросы, не приветствуется, и уже одно это обстоятельство с большой долей вероятности станет непреодолимым препятствием на пути Кишинева в Альянс. О Молдавии нельзя сказать, что она занимает стратегически важное положение в своем регионе: страна зажата между уже вступившей в НАТО Румынией и Украиной и не имеет общей границы с Россией. Конечно, Москва не заинтересована в расширении Североатлантического блока за счет республик бывшего СССР. Но даже если представить, что НАТО сделает для Кишинева исключение и, вопреки сложившейся традиции, пригласит Молдавию в свои ряды, на обороноспособности России это обстоятельство скажется не сильно.
Членство Молдавии в ГУАМ беспокоит Москву еще меньше. Этот блок, в свое время созданный под патронажем Вашингтона, был нацелен на ослабление позиций России на постсоветском пространстве, однако в силу объективных причин как международная организация он так и не состоялся. Сначала из его состава вышел Узбекистан. Теперь, видимо, настала очередь Молдавии спекулировать своим членством в этой организации. Никакой экономической пользы Тбилиси, Киев, Баку и Кишинев от участия в ГУАМ не получают, поэтому выход Молдавии из состава этого блока нельзя рассматривать как уступку.
Совершенно эфемерными представляются и обещания Воронина объявить Молдавию нейтральным государством. Нейтралитет – это самостоятельность, основанная на политической самодостаточности, и позволить себе его могут немногие. Для проведения нейтрального внешнеполитического курса необходим серьезный политический или экономический ресурс, которого у Кишинева нет. Возможности Молдавии несопоставимы с потенциалом Туркмении – крупного экспортера природного газа, и, тем более, с возможностями Швейцарии, остававшейся общепризнанным европейским банковским центром даже в годы Второй мировой войны. И это не говоря о том, что декларация о нейтралитете – всего лишь документ, который может быть принят с четко определенной целью, а когда эта цель будет достигнута, утратит всякую актуальность. Следует помнить, что, если речь зайдет о присоединении Молдавии к НАТО, решение будет приниматься без участия Москвы, и, отказавшись от поддержки Приднестровья, Россия утратит столь эффективный рычаг воздействия на "передумавший" Кишинев.
В то же время на территории Приднестровья расположен ряд крупных предприятий, практически полностью принадлежащих российскому бизнесу, экспортирующих продукцию в Россию и на Запад. Оказывая поддержку Тирасполю, Москва получает возможность сохранять серьезное военное и экономическое присутствие в регионе. Если же произойдет то, о чем говорит Воронин, миротворческие подразделения сразу будут выведены, а принадлежность имущества российского бизнеса окажется под вопросом – едва ли стоит с полным доверием относиться к обещаниям Кишинева сохранить собственность за ее нынешними владельцами. При этом совсем не обязательно грубо отнимать предприятия – государственная власть всегда сможет создать для бизнеса такие условия, в которых функционирование компаний станет убыточным.
Стоит вспомнить, что сравнительно недавно Москва предлагала Кишиневу несколько иной вариант урегулирования приднестровской проблемы. Инициатива Кремля, получившая название "Меморандум Козака", предусматривала воссоединение Приднестровья с Молдавией на условиях федерации. Тогда Кишинев в последний момент отказался от этой идеи, заявив, что Молдавия не будет менять государственное устройство и останется унитарной республикой.
Что же изменилось с тех пор? Москва, как и прежде, имеет достаточно рычагов воздействия на Кишинев, причем не только политических, но и экономических. Молдавские гастарбайтеры, работающие в России, отправляют на родину суммы, сопоставимые с государственным бюджетом Молдавии. Россия также остается ключевым рынком сбыта для продукции наиболее конкурентоспособной отрасли молдавской промышленности – алкогольной. В любом случае, ситуация, сложившаяся на левом берегу Днестра, доставляет гораздо больше неудобств Кишиневу, чем Москве. Особенно неожиданно заявление молдавского лидера звучит в свете косовского прецедента и заявлений российского руководства о том, что признание независимости Косова будет иметь последствия для других спорных территорий.
В связи с этим возникает вопрос: насколько утверждения Владимира Воронина соответствуют действительности? В поисках ответа следует помнить, что переговорный процесс, на кону которого стоит решение столь принципиальной проблемы, как территориальная целостность государства, имеет свою специфику. Помимо собственно обсуждения ключевого вопроса, такого рода переговоры дают участникам широкие возможности в плане укрепления собственных политических позиций и манипуляций общественным мнением. Владимир Воронин еще во время предвыборной кампании обещал наладить отношения с Россией и устранить проблемы с Тирасполем. И если первое обещание можно считать в целом выполненным, то подвижек в урегулировании приднестровского вопроса нет. Как нет и обещанного экономического роста. По этой причине Воронин подвергается резкой критике со стороны оппозиции и немалой части молдавского общества. В этих условиях у него вполне мог возникнуть соблазн прибегнуть к имитации успешного хода переговорного процесса.
Попутно Воронин пытался вбить клин в отношения между Москвой и Тирасполем, стремясь убедить приднестровцев в том, что Кремль готов распоряжаться их судьбой без учета их мнения. А заодно рассчитывал продемонстрировать международному сообществу стремление к компромиссу и создать видимость политического торга.
Проблема в том, что никакого торга нет. И по очень простой причине: у Кишинева нет товара, который он может предложить той же Москве взамен Приднестровья.