Сегодня в Женеве открылась 69-я Всемирная ассамблея здравоохранения. В столицу Швейцарии приехали делегации 194 стран. Участники обсуждают, что нужно сделать для того, чтобы максимально быстро и эффективно реагировать на вспышки эпидемий таких заболеваний, как лихорадка Эбола или лихорадка Зика.
Фото: Global Look
Также на ассамблее будут обсуждать и борьбу с неинфекционными заболеваниями. Одна из самых серьезных среди них - рак, ежегодная смертность от которого составляет 13% от общего числа умерших. Восемь миллионов человек в год не забирает ни одна эпидемия.
В России онкология является причиной смерти порядка 300 тысяч человек ежегодно. При этом треть смертей приходится на первый после постановки диагноза год лечения. О чем говорит последняя цифра? О том, что, во-первых, многим россиянам диагноз ставят слишком поздно, когда болезнь уже трудно поддается излечению. А во-вторых, она говорит о том, что люди далеко не всегда могут получить необходимое им лечение. И дело здесь далеко не только в дороговизне препаратов и процедур, хотя и это имеет большое значение для россиян, которые зачастую не могут похвастаться высокими доходами. Дело еще и в том, что даже для тех, кто способен позволить себе многотысячные траты на лечение, получить нужные препараты - тоже та еще головная боль.
Многие из лекарств, которые уже прошли регистрацию за рубежом, в России пока что не одобрены. Для них действующий закон "Об обращении лекарственных средств" предписывает повторные клинические испытания на территории России. Только после их успешного прохождения препараты смогут попасть на рынок нашей страны.
Казалось бы, что здесь плохого? Дополнительные клинические испытания только помогут еще раз удостовериться в несомненной пользе новых лекарств и, что не менее важно, в отсутствии опасных побочных эффектов для пациентов. Все так, если вывести за скобки сроки, которые требуются для прохождения этих испытаний.
А это, как заявил глава ФАС Игорь Артемьев, от двух до десяти лет (по другим данным, от двух до пяти лет).
То есть от 600 тыс. смертей до 3 млн (или до 1,5 миллионов).
Именно столько россиян, больных раком, попрощаются с жизнью за эти годы. Конечно, всех их одно лекарство не спасет. Но за рубежом создали заметно больше препаратов, которые пока так и не добрались до российского рынка. И, кроме того, умирают в России не только от рака - есть и другие опасные болезни, которые год за годом собирают свою жатву. Против этих недугов за рубежом тоже разрабатывают лекарства, и уже существуют новейшие препараты.
Следует отметить, что со своей инициативой - отменить клинические испытания для тех лекарств, которые зарегистрированы внушающими доверие регуляторами Европы и США, - Артемьев выступает не впервые. Он говорил об этом в октябре прошлого года. В декабре он отправил письмо на ту же тему председателю правительства Дмитрию Медведеву. И вот теперь - новый заход.
Это говорит о том, что предыдущие две попытки остались безрезультатными. Вопрос, цена которого - десятки и сотни тысяч человеческих жизней, повис в воздухе.
В Минздраве еще зимой заявили, что в законе "Об обращении лекарственных средств" есть положение о взаимном признании препаратов. То есть если за рубежом будут признавать результаты клинических испытаний российских лекарств, то в России в ответ признают итоги иностранных процедур. Но эта норма за шесть лет своего действия ни разу не применялась - просто потому, что заявителем, которому необходимо подтвердить клинические испытания, являются не государства, а фармацевтические компании.
Упрощение регистрации зарубежных лекарств дает им облегченный доступ на российский рынок. А это идет вразрез с декларируемой правительством политикой импортозамещения.
Более аргументированное мнение озвучил Росздравнадзор. Ведомство устами своего главы Михаила Мурашко напомнило, как во Франции испытывали обезболивающее, и в ходе процедуры пять человек попали в больницы, а один скончался. Упомянул он и о трагедии с препаратом против полиомиелита. Он был зарегистрирован за рубежом и уже начал там применяться, а в России только проходил испытания. По словам Мурашко, это и позволило избежать рождения большого числа детей, которые по медицинским показаниям лишились конечностей.
Да, верно: при испытаниях новых лекарств порой случаются осложнения. Но что будет, если сравнить, сколько человек пострадали при клинических испытаниях лекарства от того же рака и сколько человек этот препарат потом спас?
Однако же время идет, а вопрос об упрощенной российской регистрации для инновационных лекарств, уже одобренных в Старом или Новом Свете, остается нерешенным. Те, кому по карману покупка препаратов лично для себя, все же имеют большие шансы на выживание и выздоровление. Но абсолютное большинство россиян, узнавших о своей тяжелой или смертельной болезни, от высокоэффективных лекарств отсечены.
И тут возникает вопрос: почему за спасение жизни и здоровья людей выступает ФАС (хотя это не совсем его профиль), а Минздрав (которому как раз полагается денно и нощно думать, как бы сделать нацию более крепкой, поднять среднюю продолжительность жизни и так далее) ни в какую не желает выразить позиции Артемьева настоящую поддержку?
Триста тысяч в год. То есть каждый день "шлагбаума" на пути иностранных препаратов стоит России жизни 822 ее граждан. Это если считать только раковых больных. И совсем не хочется спорить, каждого ли из этих 822 можно спасти зарубежными средствами или нет.