Путин гасит "огонь в сосуде"

Как говорят в кремлевской администрации, их самих приятно поразил "туркменский счет", с которым на референдуме в Чечне была принята новая Конституция (около 96% голосов "за" при 88%-ной явке). Причем при всех эмоциональных выхлопах в стане московских "правозащитников" по поводу "фарса под дулами автоматов" и соответствующих комментариях в западной прессе никто не может привести хотя бы косвенные свидетельства фальсификаций или принуждения к "правильному" голосованию. Не считать же за таковые то обстоятельство, что в лагерях беженцев на территории Ингушетии палатки, в которых размещались избирательные участки, были, как подчеркивает радио "Свобода", ядовито-синего цвета. Если критикам Кремля приходится оперировать уже сугубо эстетическими категориями, стало быть, с правовыми аргументами у них напряженка.

Трудно было ожидать какой-то иной реакции на итоги референдума, кроме безусловного одобрения, со стороны таких государств как Китай или Индия. Положительные заключения наблюдателей от Лиги арабских стран, в общем-то, тоже не удивляют. Но вот в целом позитивные отклики из уст официальных лиц на Западе явились в определенной степени сюрпризом. Так, генеральный секретарь Совета Европы (СЕ) Вальтер Швиммер заявил, что "состоявшийся референдум приблизит начало политического урегулирования конфликта в Чечне", а СЕ готов оказать содействие в составлении Договора о разграничении полномочий между федеральным Центром и новыми органами власти в Чечне, которые будут сформированы в соответствии с принятой Конституцией. По словам комиссара по правам человека СЕ Альваро Хиль-Роблеса, проведенный референдум – это даже не "движение к началу" (как можно понять Швиммера), а собственно начало политического процесса. В то же время, оба упомянутых деятеля старательно выделяли именно ту мысль, что "референдум должен иметь продолжение" – главное, какие шаги предпримут федеральные власти в последующем: речь идет не о переговорах с масхадовцами, а об обеспечении жителям Чечни безопасности и правовой защиты, экономической помощи, расширении прерогатив местной администрации и вообще о выполнении розданных перед референдумом обещаний. Примерно в том же ключе прокомментировал это событие и американский посол в Москве Александр Вершбоу. При некоторых оговорках (у Госдепа США "остаются вопросы" насчет стерильности процедуры голосования) общий тон высказываний позитивный, но основная мысль все та же: дальше что?

А действительно, что дальше? Подводя итоги референдума, Владимир Путин подчеркнул: "Мы закрыли проблему, связанную с целостностью Российской Федерации". Именно эта проблема подавалась в последнее время – как и в период первой чеченской кампании – в качестве главной. Получается, главное сделано, а остальное – частности? Между тем в 1999 году "контртеррористическая операция" отличалась от былого "наведения конституционного порядка" как раз тем, что на передний план выдвигались совершенно другие задачи: не удержание любой ценой мятежной республики, а обеспечение безопасности вне ее границ – будь они административными или государственными.

То, что спустя три с половиной года после начала "контртеррористической операции" чеченская политика Кремля зашла в явный тупик, явилось прежде всего следствием смещения первоначальных целей – "Норд-Ост" высветил это куда как более ярко. В такой ситуации затея с референдумом дает некий шанс. Как пишет "Нью-Йорк Таймс", "референдум стал первой по-настоящему серьезной попыткой Кремля решить чеченскую проблему политическими методами", суть которых в том, "чтобы передать управление в руки самих чеченцев, но с гарантиями, что не повторится анархия 1996-1999 гг.". Вариант широкой автономии при сохранении в республике достаточной группировки федеральных сил (и при условии, конечно, надежного прикрытия границ) хорош тем, что в принципе позволяет решить обе задачи – и предотвратить выплеск "огня, пылающего в сосуде" наружу, и сохранить постепенно остужаемый сосуд на полках Федерации. Путин не может не декларировать эту вторую задачу, учитывая настроения в политической и бюрократической элите – но, кажется, только в элите, а не среди своих избирателей.

Оставляя в стороне намеки Березовского, вписывающего события 1999 года на Северном Кавказе в общую канву проекта "Преемник", нельзя, тем не менее, не признать, что проведение "контртеррористической операции" объективно способствовало формированию образа Путина как сильного лидера и тем самым последующему избранию его на пост президента. Перспективы второго срока видятся сейчас по-прежнему безоблачными. Однако тучи могут набежать очень быстро: еще – упаси, Господи – один подобный "Норд-Ост", да еще накануне выборов – и кто знает, какая установится политическая погода. Решительность, с которой была проведена операция на Дубровке, прибавила рейтингу президента, но на будущее – сплюнем через левое плечо – никаких гарантий быть не может. Рядовому российскому избирателю нужна обещанная в прошлую президентскую кампанию безопасность, а не новые жертвы во имя "целостности Российской Федерации".

Исходя даже из общих соображений, Путину, как человеку, взявшемуся вылечить кровоточащую болячку, необходимо к сроку своей "переаттестации" иметь зримые свидетельства успехов врачевания, раз уж нельзя "ножом целебным отсечь страдавший член". А член-то "целостной Федерации" продолжает не только кровоточить, но и пускать метастазы. Застраховаться от террористических акций невозможно в принципе, однако одно дело, когда это воспринимается общественным сознанием как рецидивы отступающей болезни, и другое – как подтверждение безысходности ситуации, которую не выправит уже даже ампутация.

И все же рассматривать инициативу с референдумом в Чечне исключительно в контексте надвигающейся новой президентской кампании – значит чересчур упрощать реальное положение. Конечно, правильней было бы сначала добить бандитов, а уже затем конструировать автономию – но, увы, не получается. Затягивать же состояние "ни мира, ни войны" нет больше возможности – будет только хуже. При той усталости и том отчаянии, которые испытывает чеченский народ, а также с учетом нынешней поддержки или, как минимум, лояльности к Москве со стороны значительной части его признанных представителей, вовсе не кажется фантастикой, что избавленные от федеральных "зачисток" чеченцы смогут и сами навести у себя порядок. Во всяком случае, если принятие Конституции и предстоящее формирование в Чечне новых органов власти станут не финальным актом, формально "закрывающим проблему" для электората, а прологом новой политической пьесы, то появится хотя бы какая-то надежда.