Маленький принц французского минимализма

Инструментов на сцене много – рояль, ударная установка, несколько гитар, аккордеоны, скрипки, детский ксилофон... А музыкантов – всего трое: сам Тирсен – встрепанный, с какой-то растерянной и немного виноватой улыбкой, и двое коллег: невысокий кудрявый крепыш в очках и клетчатой ковбойке и высокий худощавый молодой человек в сером. Где-то в середине концерта Ян словно спохватился, что забыл представить друзей, и быстро (и оттого неразборчиво) проговорил их имена в микрофон, сопроводив слова поясняющим взмахом... Тирсен садится за рояль и начинает наигрывать мелодию – пальцы у него тонкие, длинные - руки настоящего музыканта. Две гитары составляют ему ансамбль в первой композиции. Одна – традиционная, с намеками на fuzz; другая – непривычная: арпеджио и флажолетты, пропущенные через особым образом выстроенные звукосниматели, обращаются космическими стуками и шумами. Лунно-синее освещение самым замечательным образом гармонирует со звукорядом, обостряя восприятие.

Некоторые критики сравнивают творчество Яна с музыкой американского минималиста Филиппа Гласса, афишки концерта которого эмиссары Green Wave Int. щедро раздают у входа, или с работами нашего "французского" соотечественника Алексея Айги – и то и другое отчасти справедливо. Что у всех троих действительно общее – так это аудитория - интеллигентная публика. Никаких выкриков и свиста, аплодировать зрители начинают лишь с последними аккордами; внимают артистам, затаив дыхание. Шальную муху, летай она в зале, обязательно заметили бы тоже – но зима, мухе взяться неоткуда, поэтому слышно лишь, как бегают пальцы Яна по грифу скрипки – ярмарочный Паганини неистово терзает инструмент, в бешеной пляске святого Витта успевая извлекать из него сумасшедшие сочетания гармоний… Овации.

Эти двое, что на сцене вместе с Яном, тоже профессионалы-универсалы высокого класса. Худой то нежно поглаживает свою гитару, то бьет ее, то шкрябает по струнам чем-то, отдаленно напоминающим отвертку. Инструмент отзывается на это глухим ворчанием, стонет, поет, шипит, рокочет, звенит, плачет. На память сразу приходят изумительные эксперименты Сида Баретта (когда он еще увлекался ими сознательно), и меньше – Хендрикса. Клетчатый вторит Тирсену и Худому на всех остающихся незанятыми инструментах – когда Ян берет в руки гитару, Клетчатый садится за барабаны (прихватив туда же и бас, явив в своем лице объединенную ритм-секцию целиком), Ян встает посреди сцены со скрипкой – Ковбой уходит к роялю… И так далее.

Музыка у Тирсена особая. Мягкая, задумчивая полуакустика. Несколько раз повторялась одна и та же главная тема. Ее вариации – на фортепьяно, скрипке, на аккордеоне, на детской флейте; инструменты соло и в различных невероятных сочетаниях. В сознании, не замазанном видеорядами "Амели" или "Гуд бай, Ленин!", эта музыка вызывает другие ассоциации – свежий морской прибой, умиротворяющий закат солнца, атмосфера крохотного уютного кафешантана. Несколько длинных развернутых "тяжелых" гитарных импровизаций сильно отдают ранним Pink Floyd (Astronomy Domine, Interstellar Overdrive, далее - везде). Творчество, конечно, категория вневременная, но влияние "семидесятничества" на музыку Яна все же заметно. Возможны параллели с Фриппом, Иноу или Заппой. А возможно и нет...

Слушатели очень уж не хотели отпускать музыкантов со сцены, пришлось Яну возвратиться на бис и сыграть в последний раз, опустившись на колени, на крохотном игрушечном детском пианино. Хрупкая стеклянная музыка... И еще – оставшееся надолго ощущение волшебной сказки, которую второй раз привез в Москву Ян Тирсен – "маленький принц" французского минимализма.