Сегодняшним звездам не хватает скандальности

"Yтро": Как вы относитесь к конкурсам в области искусства?

Борис Эйфман: Философски, потому что никогда нельзя заранее сказать, кто выиграет. Это все очень субъективно. У нас не спортивное соревнование, где выявляется сильнейший. Но, с другой стороны, есть и привлекательная рекламная сторона самого конкурса. Если говорить о конкурсе "Бенуа де ля данс", то это дает возможность на мировом уровне выделиться группе молодых солистов, а также хореографов. Это привлечет к ним особое внимание.

"Y": А к юбилеям как относитесь – вашему театру исполнилось 30 лет?

Б.Э.: Это были годы борьбы за выживание, были творческие муки за создание нового репертуара, за достойное представление российского искусства у нас и за рубежом. В то же время мы, представляя в мире наше искусство, показываем, что в России не только бережно хранят шедевры прошлого, но и создают новое, развивая традиции классического балетного русского театра, мы создаем новый репертуар новой России.

"Y": Как вы считаете, ваш театр – элитарный?

Б.Э.: Никогда не был таким! Первая моя программа в театре была рассчитана на молодого зрителя – балет на музыку Pink Floyd. Изначально наша программа нацелена именно на молодое поколение, не на балетоманов, не на элиту, а на широкую публику. Другое дело, что мы показываем не попсу или низкопробную культуру, а то самое искусство, которое нас волнует.

"Y": А ведь когда-то коллектив был чуть ли не под запретом...

Б.Э.: Безусловно, эти 30 лет – практически жизнь в разных странах. По десять лет: в Советском Союзе, в перестройке и хаосе, и в новой России.

"Y": Сегодняшним положением вы довольны, особенно с материальной стороны?

Б.Э.: У нас есть все, чтобы оплачивать труд артистов таким образом, чтобы они не завидовали даже западным коллегам и не стремились эмигрировать из России.

"Y": Кажется, появится и свое здание?

Б.Э.: Действительно, сегодня перспективы наметились на то, чтобы получить новое здание под названием "Дворец танца". Это, видимо, пять лет, как минимум. Но в России, как известно, надо жить долго и быть здоровым.

"Y": Сколько стоит ваш спектакль?

Б.Э.: Трудно сказать, по-разному. Но где-то, в среднем, от 300 до 400 тысяч долларов. Суммы незначительные...

"Y": ...по сравнению со "Спартаком" в Михайловском театре, который обошелся в $3,5 миллиона!

Б.Э.: Да! Это честь и хвала их директору – г-ну Кехману. Он может потратить на спектакль $3,5 млн, чего, наверное, на сегодня не может позволить ни один театр в России.

"Y": Ну, он все же "банановый король". А руководитель – хороший?

Б.Э.: Щедрый и открытый, вкладывает свои средства в театр и находит деньги со стороны. Но его трагедия в том, что он, к сожалению, не окружен людьми, равными ему по своему таланту, по своей творческой потенции. Рядом с ним должны быть такие же творцы... Ведь у того же Дягилева они были, как и у Мамонтова... Пока рядом с Кехманом не появятся великие творцы, он обречен на долгие годы творческого одиночества незаурядной личности.

"Y": А вам помогают спонсоры?

Б.Э.: Да, очень серьезно. И мы сегодня идем на равных с Большим и Мариинским театрами в оплате труда среднего звена. Звезды, конечно, – особое дело. Далось это непросто, но иначе мы бы не смогли существовать. Мне бы не удалось сохранить труппу, если бы я не приравнял наш театр к ведущим коллективам страны, тем более что в творческом отношении наши артисты не уступают. Значит, их труд должен быть достойно оплачен.

"Y": Вы ставите исключительно собственную современную хореографию, есть ли подобные примеры на Западе?

Б.Э.: Конечно, там много авторских театров. Все театры сегодня танцуют классику, что коммерчески им помогает выживать. Мы же не эксплуатируем классику, создаем свой современный репертуар и рискуем таким образом, потому что современный репертуар еще должен получить своего зрителя, получить признание. Мы зависим от успеха, от кассы, от заполняемости зала, но зато лишь у нас – неизведанное.

"Y": Кто вам интересен из других современных балетных трупп?

Б.Э.: Балет Монте-Карло. Труппа носит имя балета, созданного Дягилевым, имеет русские корни, работает в большом жанре – "Золушка", "Ромео и Джульетта", "Лебединое озеро", "Щелкунчик", но в новых формах реализации. Конечно, еще Ноймайер, Килиан...

"Y": А среди звезд? Есть ли современные Нижинские, Нуреевы, Барышниковы?

Б.Э.: Сегодня другая система раскрутки. Мало кто знал бы Нижинского, если бы у него по-иному сложилась судьба и его не заметил Дягилев, если бы Нижинский не поставил скандальные "Послеполуденный отдых фавна" и "Весну священную", если бы, опять же, скандально не ушел от Дягилева, если бы потом он не сошел с ума... Сама биография работала на имидж великого танцовщика. Каковым он, конечно, и был. А сегодня новому поколению как раз не хватает скандалов. Нуреев тоже не получил бы такого мирового имени, как и Барышников, если бы вокруг их имени не разразился политический скандал. И Уланова, и Плисецкая – растопили лед холодной войны своими танцами. Был скандал вокруг Большого театра в советские времена. А сегодня: Захарова, Цискаридзе, Лопаткина, Вишнева – у них все спокойно, они есть и есть. А никакого ажиотажа нет. Надо им создать скандальчик вокруг имени, и, поверьте, рейтинги их скакнут вверх. А танцуют они замечательно, хотя живут приторно-спокойно.

"Y": Недавно в Москве с огромным успехом прошел ваш "Чайковский". А как его восприняли на Западе?

Б.Э.: "Чайковского" я поставил у себя в театре в 1993 г., и тогда ходили с транспарантами "Руки прочь от нашего гения". Но спектакль прошел с успехом во всем мире.

Я ведь балетный мальчик и воспитывался на музыке Петра Ильича с детства. Для меня всегда важно было понять первопричину трагизма его музыки. И когда я вжился в его биографию, в его личную драму, то открыл колоссальную трагедию человека, раздираемого, с одной стороны, дьявольской страстью, а с другой – постоянным стремлением к Богу, к молитве и покаянию. Драматизм личной жизни Чайковского вылился в трагизм его мироощущения и трагизм его музыки. Он в музыке освобождался от муки ада, которую нес в своей душе. Но в какой-то момент не выдержал и после написания 6-й симфонии, подумав, что написал реквием самому себе, покончил с собой.

"Y": Что в ваших планах?

Б.Э.: Балет "Онегин".

"Y": Вы собираетесь работать с кем-то из мировых звезд, с другими коллективами?

Б.Э.: Не все зависит только от меня. Но мне очень интересны Захарова, Цискаридзе, Александрова, Вишнева; я уже работал с Малаховым, Бокка, Бенкли... У меня есть много приглашений, я и с другими театрами тоже работаю, даже с Большим.

"Y": Вы живете в Петербурге, но, я знаю, очень любите Иерусалим.

Б.Э.: Это уникальные перспективные города, открытые для всего мирового сообщества. И там и там представлены все религии мира, толерантность и открытость присуща обоим городам. Но я все же счастлив, что живу в Петербурге и являюсь маленькой частицей этого великого города, над которым какой-то ореол, аккумулируемый энергией великих предшественников. И сама Нева, конечно же, и архитектоника этого города... Я счастлив в нем жить.