Хочу в Исландию!

Я хочу в Исландию! Боже, сделай так, чтобы я оказалась в Исландии! А еще лучше – сделай так, чтобы исландские порядки воплотились каким-нибудь образом в России!

Поговорим об эмиграции с точки зрения предпочтений. Предпочтения – опасная штука, которую можно сравнить разве что с детектором лжи. Они безошибочно и беспардонно разоблачают перед всеми ваш характер и темперамент, вашу психическую подноготную, или, если воспользоваться устаревшей дефиницией, – душу. Например, тест Люшера основан на предпочтительных цветах и цветовых сочетаниях, и чего только они не сообщают о согласившемся их продемонстрировать! Но это не значит, что предпочтения надо скрывать. Наоборот, их надо обнажать и показывать! Чтобы ни у кого не возникло никаких сомнений насчет вашей личности, никаких подозрений и недоразумений. Да, я такой и хочу вот этого! По моему глубокому убеждению, основанному на опыте и анализе, люди склонны уважать подобные проявления. Поэтому я объявляю во всеуслышание: хочу в Исландию!

Это не значит, что я дежурю под окнами Исландского посольства; я вообще не имею понятия, дозволено ли туда эмигрировать. Но мы говорим о предпочтениях (в смысле "если бы да кабы"), и я выбираю Исландию. Вы думаете, что в Ледяной стране не может быть хорошо? Вы ошибаетесь! Там – рай. Ибо рай – это состояние души, а не температурный режим. Почему-то принято ассоциировать Эдем с жаркими странами – но, если мне не изменяет память, жар вкупе с раскаленными сковородами помещались христианскими мудрецами совсем в другое место! К тому же зной расслабляет и отупляет, а холод катализирует работу мысли.

Между тем в Исландии не так уж и холодно – Гольфстрим заботится о здоровье исландцев и согревает прибрежную полосу, на которой они, собственно, и живут. Зимы там мягкие, зато летом прохладно. Ну что ж, на лето можно съездить куда-нибудь погреться – например, в Россию. Таким образом будут постигнуты сразу две великие истины: первая – все относительно, вторая – дома всегда лучше. В Исландии – горы, фьорды, водопады, лавовые поля, гейзеры, песчаные побережья, ледники, необитаемые плоскогорья, плодородные долины, вулканы и море. Исландия – счастливый обладатель самого большого лавового поля в мире (3,5 тыс. кв. км) и самого большого ледника в Европе (свыше 8 тыс. кв. км). Это, конечно, на любителя, который сумеет оценить среднестатистический исландский пейзаж, в котором присутствуют горы и отсутствуют следы воздействия человека на природу. Земля, первозданная и нетронутая, как в первый день творенья – это ли не рай?!

Тем более что людей в Исландии по нашим меркам ненамного больше, чем в библейском саду – всего около двухсот тысяч, восемьдесят из которых живут в Рейкьявике. Для сравнения: в городах, считающихся у нас небольшими (Рязань, Воронеж, Тула, Курск и т.п.), проживают от 500 до 800 тысяч человек. Кое-где в Рейкьявике хрустит еще под ногами лава, а в озере, расположенном в центре города, плавают дикие утки и лебеди. Исландцев так мало, что они до сих пор обходятся без фамилий! Мало того – в целях поддержания родственной близости между гражданами в 1925 году был принят закон, запрещающий брать себе фамилии. Они называют друг друга по имени даже в самом официальном обращении (есть от чего умилиться!), а в третьем лице для точности прибавляют имя отца, или отчество, по-нашему говоря. Таким образом, Торвард Эйнарссон – это Торвард, сын Эйнара, а дочь Эйнара будет зваться, скажем, Асгрид Эйнарсдоухтир, а сын Торварда будет Сигурд Торвардссон и т.д. И этот самый гипотетический Сигурд, буде его папаша чем-либо прославится, не сможет уже размахивать знаменитой фамилией с целью сострижения с нее незаслуженных купонов!

Но, с другой стороны, в таком малочисленном народе все друг про друга всё знают: будь ты хоть Торвардссон, хоть Сигурдсдоухтир, ты всегда у всех на виду. В исландских центральных газетах принято печатать обстоятельные некрологи обо всех умерших, даже самого незначительного положения в обществе, а также публиковать сообщения обо всех заключенных в стране браках, с приложением фотографии счастливых новобрачных. Всегда найдется кто-то, кому ты небезразличен: исландцы, вследствие патриархальности нравов, включающей в себя взаимовыручку членов малых сообществ (общины, рода, семьи), всегда готовы оказать помощь и поддержку нуждающемуся в ней. Будь хорошим человеком – и ты в такой стране не пропадешь! Людей слишком мало, и потому они ценны; любовь к ближнему процветает!

Общеизвестно, что в больших городах люди друг другу не нужны. Огромные количества подавляют – и побуждают искать собственной, индивидуальной значительности, которая защищает не только от произвола окружающих, но и... от любви к ним. В самом деле, как можно любить эти вечно спешащие массы, с их делами и делишками, которые они осуществляют с мелочным и педантичным деспотизмом, становясь тем самым на твоем пути? Как можно любить олицетворение этих масс – соседа за стеной, который каждый день ровно в семь утра включает радио на всю катушку, а ровно в восемь хлопает входной дверью, уходя на работу? Как можно любить всех этих людей, которые ежедневно и ежеминутно давят на тебя и парализуют твое стремление к самопроявлению? Приходится устанавливать дистанцию, отдаляться и отстраняться, быть жестким и настырным, как они, чтобы защитить свое внутреннее пространство и декларировать свою значимость в этом мире. Какая уж тут любовь!

Я думаю, у исландцев никогда не было проблемы, во время оно волновавшей умы нашей интеллигенции, – проблемы различения между дальним и ближним. Любить народ (или человечество) легко, а любить окружающих – невозможно. Можно любить дальнего, но ненавидеть ближнего. У исландца никогда не было дальнего, только ближние. И этих ближних приходилось любить, никуда не денешься. Меня страшно интригует, как они выкручиваются – ведь родственные взаимоотношения порождают столько конфликтов! От них порой хочется бежать хоть к черту на кулички. Между тем исландцы отнюдь не разбежались из своей маленькой страны, не расселились по свету, а продолжают и поныне любить ближнего на своей территории. И если они разрешили этот вопрос – значит, можно констатировать наличие некоего подобия психологических райских кущ. Возможно, одно из объяснений феномена заключается в том, что исландцы живут преимущественно на хуторах, далеко отстоящих друг от друга. При современном уровне жизни там вполне комфортно: телефон, электричество и водопровод по умолчанию, а бассейн с горячей водой из ближайшего гейзера – чисто исландская роскошь.

Исландские собаки на хуторах не кусаются – некого кусать, кругом все свои! В Исландии нет воров: можно оставить на улице все что угодно, от велосипеда до дипломата с пачками долларов – их никто не тронет. В Исландии не принято давать чаевые. В этой стране нет безработицы и бюрократии: правительство и министерство иностранных дел размещаются в одноэтажном доме с мезонином. Там нигде нет вооруженной охраны и пропускного режима. В Исландии всего несколько десятков полицейских; там нет и никогда не было армии. За тысячу с лишним лет существования эта страна ни с кем не воевала! Не удивительно, что переговоры по разоружению происходили именно в Рейкьявике. Исландцы – пацифисты в абсолютной степени, ничего милитаристского они не приемлют: американские офицеры и солдаты с печально известных баз не рисковали выходить на улицы Рейкьявика в военной форме. Ну и, само собой разумеется, в Исландии нет рэкета, мафии, киллеров, терактов и продажных политиков: министр может быть одновременно поэтом, и это никого не удивляет. Боже, сделай так, чтобы я оказалась в Исландии! А еще лучше – сделай так, чтобы исландские порядки воплотились каким-нибудь образом в России!

Но – не воплотятся. Слишком уж разная историческая судьба. Исландцы – это потомки норвежских переселенцев эпохи викингов, бежавших от королевской власти, утверждавшейся на материке, и от всех ее прелестей: налогов, военной обязанности, насильственной христианизации и пр. "У них нет другого короля, кроме закона", – сказал об исландцах немецкий историк XI века. Каждый год, начиная с 930-го, в июне на Полях Тинга собиралось всеисландское вече – альтинг, на котором принимались законы и происходил суд. Выполнение судебных решений альтинга было делом истца и его родичей. Именно поэтому исландские законы были исключительно обстоятельны и дотошны. Поскольку никакой государственной организации не существовало, то подозрения в государственной измене были исключены. Смертная казнь полагалась только за сочинение нида – скальдического стиха, содержавшего, как правило, обвинение в мужеложстве и считавшегося магическим. Предать смерти должен был сам адресат нида; с подобных оскорблений начинаются многочисленные распри, детально описанные в исландских сагах. Исландские саги насчитывают около семи тысяч имен – то есть в них упоминается почти каждый (!) житель Исландии эпохи "заселения страны" и "народовластия". Саги, до того как их стали записывать, рассказывались на альтинге, и таким образом все всё про всех узнавали. Миролюбие и мудрость исландцев проявились уже в том, как происходила христианизация страны. Христианство было принято на альтинге после знаменитой речи законоговорителя Торгейра, сказанной со Скалы Закона. Торгейр предложил, ради сбережения мира и согласия, принять христианство как официальную религию, сохранив некоторые языческие законы и разрешив негласно совершать языческие обряды. И потому-то в Исландии не пропали и были записаны все древние мифы и скандинавский (= древненорвежский) эпос, бесследно исчезнувший на материке.

Более того, исландцы – единственный народ в мире, сумевший сохранить древний язык в почти первозданной чистоте. Они и сейчас могут читать свои древние пергаменты без перевода; попробуйте-ка прочесть что-нибудь на древнерусском! Иностранцам рекомендуют изучать исландский не в столице, а в глухом углу, ибо, как считается, там говорят более чисто и правильно. В Исландии нет диалектов, нет жаргона; народный язык – это и есть литературный язык. Для исландцев не представляет загадки ни один из родных топонимов. Все знают, что Рейкьявик (Reykjavík) – это Залив Дымов (имеются в виду пары от гейзеров). Исландцы берегут свой язык пуще глаза: одним из направлений государственной политики является забота о его чистоте. В исландском очень мало заимствований: при появлении нового слова его неизменно переводят, либо калькируя соответствующее иностранное, либо придавая ему новую, живую форму. Например, "космонавт" по-исландски geimfari – от geimur "небесное пространство" и fari "ездок", что является прямым переводом греческих слов "небо" и "мореплаватель", из которых "космонавт" был составлен. Зато другие слова, составленные из независимых исландских корней, порой очень забавны и образны. Например, "танк" по-исландски дословно – "ползающий дракон", "дыня" – "яблоко троллей", "ракета" – "огненный полет". Когда небезызвестный А.С.Шишков предложил подобную же вещь в России и обозвал галоши "мокроступами", он был безжалостно осмеян. И с тех пор в русском языке столько заимствований из греческого, латыни, французского, немецкого и английского, что русский уже потерял, по-моему, все свое фонетическое своеобразие. Откройте "Словарь русского языка" Ожегова на букву "Ф" – и вы не найдете там ни одного исконно русского корня!

Исландцы знают и помнят свои мифы: они называют самолеты именами мифических коней, а улицы Рейкьявика и организации – именами богов и героев (улица Тора, переулок Локи, площадь Одина, кафе Фреи, курсы иностранных языков "Мимир" – каково, а?). Исландцы не только помнят и любят поэзию скальдов и средневековые поэмы, но до сих пор со страстью относятся к сочинению стихов – вплоть до того, что рифмуют правила, словари и счета. Учебник поэзии Снорри Стурлуссона, написанный 700 лет назад, до сих пор популярен и актуален в Исландии. Много ли мы помним, много ли мы знаем о собственной старине? И главное – многое ли мы ценим и любим из собственной древности? Просто так, без пижонства, без того, чтобы использовать ее в идеологических и политических целях, выворачивая наизнанку и кромсая до тех пор, пока она не осточертеет до смерти?!

Я хочу в Исландию! Это не только (и не столько) мое эмиграционное предпочтение – но также и лозунг, прокламация, политическая программа. И еще – идеал общественной и личной жизни, идеал отношений между людьми и взаимодействия с родной культурой. Воображаемый Эдем, наконец: возможно, Исландия – не такой уж рай, как я представила, но разве я не хозяйка собственной фантазии? Я хочу в Исландию. Или: я не хочу бояться за сумочку, оставленную на расстоянии вытянутой руки, не хочу, чтобы мой дом взорвали, не хочу покупать хлеб в магазине, который называется "Селадон"!

Выбор читателей