Одушевленная эротика

В книгах Нэнси Хьюстон постоянно звучит музыка, а музыка далеко не всегда убаюкивает и нежит, она порой и бьет, и заставляет мучительно переживать. Она бесцеремонна. Но зато и излечивает – от равнодушия, по меньшей мере

Хьюстон Н. Печать ангела. – М., "Текст", 2002. – Серия "Впервые"

Труднее всего сейчас отыскать роман о любви. Я говорю не о том романе, где картонные Барби говорят картонные слова и требуется изобильная сентиментальная фантазия, чтобы вдохнуть в них жизнь. Я говорю о таком романе, который сам вдыхает жизнь в тебя, читающую, и ты думаешь: неужели это у меня, прошедшей огонь, воду и все что положено, закаленной и ожесточенной, готовой высмеять глупую чувствительность в любом ее проявлении, – неужели это у меня перехватывает горло и словно бы даже слезы на глазах? Не может быть!

Слава Богу, может! Просто для этого требуется ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ КНИЖКА. Такая, как у Нэнси Хьюстон – без единого лишнего слова (это так мешает!), утонченная, по-французски элегантная и одновременно яростная и немного жестокая.

Так бывает: чем беспощаднее к нам жизнь, тем отчаяннее и сильнее любовь, которая, если повезет, внезапно на нас обрушивается. Измученная тяжелым военным детством двадцатилетняя Саффи в 1957 году приезжает из Германии в Париж с намерением навсегда забыть родину и немецкий язык. Случайно в нее влюбляется французский флейтист Рафаэль Лепаж. Эта случайность в романе великолепна: ощущая подлинность, несомненную достоверность ситуации, в то же время с восхищением следишь за изяществом самого рассказа о ней. Флейтист женится на Саффи, подарив ей новую фамилию и гражданство. Но настоящая, целительная любовь начинается несколькими страницами позже, после рождения ребенка. И не к мужу, преуспевающему музыканту, то и дело отбывающему с концертами за границу – а к мастеру по ремонту духовых инструментов, венгерскому еврею Андрашу. Который, пострадав от нацизма, едва спасшись от концлагеря, так же, как и Саффи, поклялся навсегда забыть немецкий язык.

Очень литературная, очень романная ситуация – а чего же вы хотели? – немка и еврей в 1957 году, не забывшие ужасов, затаившие ненависть и страх, настоящие, непримиримые враги. Тонко, чутко, неторопливо выписывает Нэнси Хьюстон их историю – историю прощения (хотя бы и не окончательного), избавления от страха, от боли, от ожесточения, даже от самой невозможности любить. Историю, которая разворачивается на фоне другой войны, Франции с Алжиром, историю, которая не имеет, не может иметь счастливого конца и даже продолжения, которая обрывается внезапной трагедией. Иначе никак. Хэппи-энд – только для картонных Барби.

Для них же – приторная эротика, возбуждающая и тошнотворная, а для героев Нэнси Хьюстон – эротика совсем другого сорта, искренняя, если можно так сказать, одушевленная, когда, читая, понимаешь, что любовь – это в первую очередь чувство, сложное и глубокое.

Впрочем, обо всем этом не стоит рассказывать. Это нужно прочесть. Раствориться на несколько часов в бурной и страстной симфонии Нэнси Хьюстон, "канадской чародейки", покорившей своими книгами Францию, а затем и весь мир. В ее книгах постоянно звучит музыка, а музыка далеко не всегда убаюкивает и нежит, она порой и бьет, и заставляет мучительно переживать. Она бесцеремонна. Но зато она излечивает – от равнодушия, по меньшей мере.

Роман "Печать ангела" в 1998 году получил премию журнала "Elle" – "альтернативную", или народную премию, кандидата для которой выбирает не конклав специалистов, а сами читатели. Нэнси Хьюстон, по ее собственным словам, приехала в Париж из Канады для того, чтобы начать писать. Прожив около тридцати лет в Париже, она стала двуязычной: ее романы пишутся то на французском, то на английском языке, и писательница сама переводит их. "Я должна была оторваться от своей семьи, от своего языка, от своего мира, преодолеть огромную дистанцию, чтобы отважиться писать", – сказала она в недавнем интервью. Ей можно верить, когда она говорит о переживаниях своих героев, покинувших родину: о ностальгии Андраша, о безучастности Саффи. Она знает то, о чем пишет, по себе. Но ее романы, в отличие от многочисленных образцов эгоистичной "мужской" прозы, – не о ней самой. "Как блуждающий дух я вхожу в моих героев, пытаясь постичь их изнутри", – говорит Нэнси, и в это тоже можно поверить.

Выбор читателей