Проникновение с черного хода

Плохой парень (Bad Guy)
Южная Корея, 2001
Режиссер: Ким Ки-Дук
В ролях: Джа Хьен Йо, Вон Сео

Этого человека телереклама всерьез называет "великим". Не знаю, может быть. Во всяком случае Ким Ки-Дук представляет лицо современного азиатского кино наравне с китайцем Вонгом Кар-Ваем. Отдельной строкой, конечно, идет японский кинематограф, заслуженно стоящий немного выше и имеющий самодостаточную силу.

Речь идет о загадочной культуре Юго-Восточной Азии, до сих пор воспринимаемой европейцами как экзотическая terra incognita, несмотря на то, что весь мир носит их шмотки и пользуется в основном их бытовой техникой. Наконец-то пришло время для прорыва в самом популярном виде массовой культуры для представителей тех экономик, которые захватили мировые рынки. Естественный процесс, если речь идет о столь технологичном виде искусства. Среди массового производства жвачки на основе рукопашных боевых искусств должен был появиться кто-то, сопоставимый по известности с авторами традиционных кинодержав. И "великий" Ким-второй не заставил себя ждать.

Итак, очередной вышедший в отечественный прокат фильм Ки-Дука называется "Плохой парень". Он был показан в рамках последнего ММКФ и уже тогда вызвал ажиотаж.

Если "Остров" воспринимался как жестокая восточная притча, по уши наполненная эзотерическим пафосом, "Адрес неизвестен" – как отвязный, но хорошо темперированный и продуманный трэш, то уж с третьего раза, как говорил товарищ Сталин, видна линия. Ки-Дук воспринимает и отображает окружающий мир, используя в качестве базовой одну-единственную мифологему – человеческой жестокости и агрессии.

В "Плохом парне" довольно избитый сюжет, более всего напоминающий сплав "Ночей Кабирии" Феллини с "Прощай, моя наложница" Кайге, но на южнокорейской почве. Впрочем, эта почва от какой-либо иной мало чем отличается. Плохой парень затягивает невинную студентку в бордель и измывается над ней до такой степени, что у бедняжки возникает "стокгольмский синдром".

Сначала прелестница ненавидит палача, постепенно превращающегося в жертву своих сексуальных фантазий, а впоследствии они меняются местами. Но призрачно все в этом мире бушующем – напоследок выясняется, что перед нами цепь то ли снов, то ли извращенных фантазий автора, то бишь самого режиссера. Короче, сказка для взрослых, где действующими лицами кроме актеров выступают сперма, слюна и рвотные массы. И дело, собственно, не в самой этой, по большому счету совершенно искусственной, истории, а в художественном мире ее создателя.

Эпатажный кореец взялся за самую сложную задачу в кино – создать некий универсальный литературный метатекст, из которого каждый зритель должен вычленить то, что ему ближе. Я бы сказал, что кино Ки-Дука – не постмодерное, а пост-постмодерное. Смешение жанров и тотальное цитирование вкупе с активной самоиронией и прочей атрибутикой постмодерна тут настолько сгущено, что вызывает эффект инверсии, то есть выворачивает уже привычный жанр наизнанку.

Там, где положено плакать или ужасаться, у Ки Дука хочется ржать, а смешные сцены смердят кровавым потом куда сильнее, чем в эпизодах убийства или изнасилования. Это интересно раз, ну – два. Но когда из фильма в фильм эксплуатируется один прием и единственная идеологема – это весьма и весьма утомляет. Хочется смены авторской установки, развития, выводов.

Ну поняли мы уже: жизнь – штука ужасная. Все вокруг сволочи, ничего святого нет. Но щепотку юмора к этому утверждению, отстранения и некоего переосмысления явно не хватает. Сделано все на высоком кинематографическом уровне, спору нет. Корейцы научились снимать вполне грамотно, но, по всей видимости, для Ки-Дука много сделал еще и папа-режиссер – автор, не поверите, почти семидесяти лент местного розлива. Традиции хорошо усваиваются в восточных культурах. Однако Ки-Дук не только аккумулирует западный стиль съемок, но и привносит в него свое гипертрофированное восточное и, скорее всего, оккультное видение. Смерть в его картинах несет чуть ли не позитивный заряд. Но и это не новость. А вот чем он цепляет европейского зрителя – это отношением к неизбежной связанной с ней жестокости как всех нас объединяющему началу.

У Плохого Парня нет никаких психических ограничителей. Если, например, хочется ударить, вспороть брюхо или изнасиловать – он это делает, не заботясь о последствиях, то есть о собственной жизни. И это выглядит очень серьезно, если ты внутри человек цельный и правильный. Перед нами не просто "Плохой парень", а экзистенциальный корейский концепт. Личность.

Каждый способен приобщиться к высшим ценностям не только с помощью традиционных для Запада христианских моделей, основанных на этических нормах любви, добра, самопожертвования и пр., а зайдя, так сказать, с черного хода. И все б ничего, но меня мучает одна проблема. Режиссер как конструктором будет пользоваться человеческими телами и жизнями героев – для чего? Всего лишь для построения экранного психотического мира, унижая всех до животного состояния – а критика взахлеб будет восторгаться новизной и необычной одаренностью, называя его великим. Почему? Может быть, потому, что старушка Европа полностью исчерпала и похоронила свои психологические концепции? И вспоминает забытое старое?

Как они все то же самое делали целый век – кому интересно; а вот что придумают эти азиаты – любопытно. Жареным и впрямь тянет, но вот искусство ли это? Скорее – антиискусство.

Во всяком случае, к числу своих любимых режиссеров я бы Ким Ки-Дука не отнес. А посоветовать рассудить самим – пожалуйста, большие экраны к вашим услугам.

Смотрите в кинозале ЦДЛ.