Взрывоопасная смесь смеха и слез

Спектакль "Суер-Выер" – доказательство неисчерпаемости фантазии и юмора Михаила Левитина, однако и свидетельство того, что за 20 лет мы досыта насмеялись над абсурдом жизни и теперь нас снова неодолимо тянет плакать




Режиссер Михаил Левитин посвятил спектакль своему коллеге, Петру Фоменко, а это в театральной среде явление не слишком обыденное. Однако небольшая предыстория должна пролить свет на это загадочное событие. Дело в том, что Фоменко и Левитин уже некоторое время не могли поделить роман Коваля, так как оба чрезвычайно хотели его поставить. И только в прошлом году Фоменко, видимо, погрязший в бесчисленных творческих планах, дал Левитину добро и полное благословение на постановку. Режиссер же театра "Эрмитаж" на радостях объявил, что свое новое творение посвящает знаменитому коллеге.

Надо сказать, что этот широкий жест, хотя и продиктованный соображениями признательности и безмерного уважения, как нельзя лучше ложится именно на роман Коваля, в котором целая глава непосредственно посвящена Петру Наумовичу, без сокрытия имен, званий и восхищения. Необыкновенно трогателен эпизод спектакля, в котором исполняется гимн "Любовь бессмертна" во славу Фоменко. Он вселяет веру в настоящую творческую дружбу и взаимное признание, разрушая пресловутые стереотипы о вечном театральном соперничестве, склоках и интригах – по крайней мере, на те четверть часа, что длится сцена. Только одна мысль до сих пор не дает покоя – каким образом Фоменко, выдайся ему случай поставить "Суера-Выера", вышел бы из щекотливой ситуации прославления самого себя?

Капитан с не очень-то благозвучной фамилией Суер-Выер вместе с морально неустойчивым коллективом матросов путешествует по мировому океану, на первый взгляд, вовсе без всякой цели, но на самом-то деле, с целью хотя и трудно осуществимой, зато чрезвычайно благородной – в поисках истины. Такова в двух словах фабула спектакля, жанр которого обозначен как "комическое представление в двух спектаклях", что, пожалуй, снова требует пояснений. Левитин задумывал постановку двух спектаклей, однако в окончательном варианте остался только один, который и идет под странным подзаголовком "Спектакль первый. Суер-". Пусть никого это не повергает в недоумение.

Несмотря на глубокий философский подтекст, "Суер-Выер" вполне оправдывает звание "комического представления" и дает зрителям прекрасную возможность провести вечер, непрерывно сползая от смеха с плюшевых кресел "Эрмитажа". Левитин зарекомендовал себя мастером умной клоунады более 20 лет назад, когда на спектакль "Хармс! Чармс! Шардам! или Школа клоунов" валом валила вся Москва. С тех пор "Эрмитаж" живет в полном взаимопонимании с абсурдом, безумием, обэриутством и здесь, как нигде наверное, умеют создавать спектакли из одной только живой и взрывоопасной смеси смеха и слез. Каких только пересмешников с вечными горчайшими складками у губ и на переносице здесь не ставили, за исключением, пожалуй что, Булгакова, – и вот добрались до Юрия Коваля.

Заглавную роль в спектакле исполняет Владимир Шульга, актер, принятый в труппу относительно недавно. Что, однако, не помешало ему с полным пониманием и сочувствием влиться в сложнейший строй левитинских сценических партитур. В его спектаклях актер должен не столько даже правильно играть, сколько правильно звучать. Малейшая фальшь вырывает его из общего строя голосов – из спектакля – раз и навсегда. Шульга создал героя страстного и нежного, сурового и забавного, парадоксального и трагического, современного Одиссея, странствующего от острова к острову и открывающего законы бытия одновременно с долей необходимого комического пафоса и обезоруживающей искренностью чувства.

Суер Шульги, и восхитительная мадам Френкель Ирины Богдановой, кутающаяся в одеяло и вяло пускающая дым из длинного мундштука, и хмурый старпом Александра Пожарова, и уморительный лоцман Кацман Арсения Ковальского, и механик Семенов Андрея Семенова, неустанно, на протяжении всего спектакля изображающий знамя, и голос Фрэнка Синатры, сопутствующий плаванью и океанской качке, – все это сливается в завораживающий своей идеальной завершенностью унисон.

Символический смысл открываемых Суером островов прост и ясен – либо совершенно абсурден. В любом случае, он не требует объяснений и толкований – одного лишь заинтересованного внимания и заведомого согласия с правилами игры.

Когда Левитин ставил "Хармса...", Коваль писал "Суера". Может быть, поэтому столь явно ощущается связь между двумя спектаклями, в которых главная роль отдана стихии необъяснимого и не требующего объяснений. Впрочем, насколько легкомыслен и весел "Хармс", настолько же "Суер" полон сожалений и печалей, дополняющих веселье этого спектакля сотней вздохов. Двадцать лет назад "Хармс" звучал как призыв, как "Ура!", победный клич. Зрители приходили снова и снова, чтобы хохотать над абсурдом собственной жизни, так остроумно вывернутой наизнанку, и восхищаться бездонной фантазией, юмором и смелостью нового художественного руководителя театра в саду "Эрмитаж".

"Суер" сегодня – доказательство неисчерпаемости фантазии и юмора Михаила Левитина, однако и свидетельство того, что за двадцать лет мы досыта насмеялись над абсурдом жизни и теперь нас снова неодолимо тянет плакать. Хочется, в самом деле, уже доплыть до острова Истины, и ничто так не близко и не понятно, как остервенение Суера-Выера, пытающегося выловить ее, родимую, на огромный корабельный крюк и приправляющего сие занятие крепкой капитанской бранью.

Ближайшие спектакли – 10, 23 октября.

Выбор читателей