Цвет испуганной нимфы

Два новых одноактных балета на Малой сцене Музыкального театра - очередной этап освоения собственного здания, обретенного театром после многолетней реконструкции. Сцена под куполом сразу задумывалась как место для экспериментов. Там уже ставили оперу и оперетту, но балета до сих пор не было. Теперь есть.

Театр возобновил (после долгого перерыва) свой репертуарный спектакль 1980 г. "Вечерние танцы", поставленный немецким хореографом Томом Шиллингом. Возобновление через столько лет - рисованный шаг, даже если автор спектакля возглавлял балет Берлинской труппы "Комише опер", а танцевать надо под красивую музыку Шуберта. Это лишь в момент премьеры бессюжетный танец в литературоцентристкой по сознанию стране стал тем же, что западная абстрактная живопись рядом с полотнами советского соцреализма. Шиллинг снабдил классический танец свободной игрой корпуса и рук, эротическими поддержками с растопыренными ногами, добавил интимную атмосферу. Никакой громоздкости и привычной иерархии "кордебалет - солисты - прима-балерина наверху пирамиды". Только три лирических дуэта, главным для которых становится умение слушать музыку.

Организаторы премьеры рассуждали просто: балет камерный, значит, его место на Малой сцене. Но, отправив спектакль в зальчик без оркестровой ямы, театр не учел главного: романтизм жив до тех пор, пока он не соприкасается с реальной жизнью. Зрители смотрят балет без дистанции, и Шуберт с танцевальными нежностями умирают естественной смертью, потому что в глаза, хочешь не хочешь, бросается презренная проза. Грязные подошвы пуантов, например. Или цвет лака на ногтях прима-балерины. А также работающие по углам вентиляторы, которые создают эффект колыхания декораций - разрезанных на ленты шелковых занавесов.

Три дуэта безымянных героев в палево-зеленых одеждах навевают мысли об увядающем осеннем лесе. Это если вы среагируете на цвета костюмов, задуманных в старинном ключе, как нечто среднее между Средневековьем и Ренессансом. Тут есть риск ошибиться. Синюшный цвет лица главного героя - не следствие плохой работы гримера, как многие подумали. С виду он - галантный кавалер своей дамы, окружающий ее эротическим флером балетных поддержек. На самом деле это Смерть, задушившая девушку в объятиях. В финале героиня плашмя ложится на пол и замирает, а герой медленно уходит вдаль. Кое-кто может решить, что парень ее бросил. Нет. Просто девушка приказала долго жить, а мертвецы смерти не интересны.

В 1980 г. постановка немца в советском балете была похожа на фразу Жванецкого о радости советских поездок в Прибалтику - "запад моего паспорта". Впрочем, внятные видения Шиллинга, затеявшего перекличку с романтической приподнятостью композитора, и сегодня смотрятся корректно, особенно с участием прима-балерины театра Татьяны Чернобровкиной.

Во втором действии к проверенному Шиллингу добавили новичка - Сергея Петухова, работавшего танцовщиком в ансамбле Моисеева и хореографом фигуристов Евгения Плющенко и Ирины Слуцкой. Спектакль "Цвета белого" - его первый опыт на сцене. Петухов, как всякая терра инкогнита в искусстве, для театра риск вдвойне. Мало того, что дебютант, так еще и выплыть к успеху нужно было из океана пессимизма: в последние годы только ленивый критик не писал о перманентном кризисе среди российских хореографов. Ну нет их как класса. И шут его знает, кто в этом виноват. Может, философ Бердяев, который давно отметил, что необъятные просторы нашей родины провоцируют у российских людей слабое чувство формы...

Работа с фигуристами даром для Петухова не прошла. И не то чтобы он запрудил хореографию элементами фигурного катания, всякими там двойными акселями или ритбергерами. Это как раз было бы неплохо, глядишь - и танец сложился. Но Петухов пошел другим путем. Он одел балерин в тапочки и повернул танец в сторону массовых зрелищ. Опус заполнен искусственным дымом и незатейливой аэробикой, уместной на подтанцовках в ресторанном шоу. И музыка помогла. Современный композитор Карл Дженкинс сочиняет нечто вроде "симфо-этно–рока". Музыка, взятая Петуховым (смесь "Болеро" Равеля и африканских шаманских камланий) некогда принесла автору успех и 17 платиновых и золотых дисков. Наверно, потому, что густо посыпана вторичностью (желающие могут назвать это постмодернистским цитированием). Петухову осталось усилить эстрадный пафос партитуры и снабдить "философским" названием смесь классики с физкультурной зарядкой. С обеими задачами хореограф блистательно справился. Спектакль озаглавлен "Цвета белого", а выглядит как разброд и шатание кучки танцовщиков, которые сначала одеты в белые пальто, а потом, по мере раздевания, - в разноцветные шортики, брючки и платьица. Такая вот разжеванная и в рот положенная символика, суть которой - доступная метафора: в белом есть все цвета радуги, а в жизни - встречи и разлуки. Привет Гоголю - его "цвету испуганной нимфы" и описаниям фрака цвета наваринского пламени с искрой.

Музыкальные театры страны отчаянно нуждаются в новых именах. Но, увы, старик Бердяев опять оказался прав. Может, переселить наших хореографов в Люксембург или Сан-Марино?