Небо в алмазах для всех

Через несколько дней после "Чайки" Андрея Кончаловского премьеру Театра под руководством Олега Табакова представил Миндаугас Карбаускис на большой сцене МХАТа им. Чехова. Речь идет об очередной версии "Дяди Вани" все того же автора.

По традиции фестиваля в фойе зрителей угощали черешней, звучала живая музыка, а атмосферу светского мероприятия сгущали лица театральных и не очень знаменитостей, мелькавшие тут и там. Однако, если развеселая "Чайка" Кончаловского такой атмосфере вполне соответствовала, то спектакль Карбаускиса явно с ней контрастировал.

Карбаускис создал зрелище, практически полностью лишенное внешних эффектов, чопорное и академичное, в духе старого МХАТа. Действие разворачивается на фоне сочиненной Олегом Шенцисом декорации – струганной деревянной стены усадьбы, раздавшейся во всю ширину сцены и поднимающейся к самым колосникам, с рядом высоких окон, а в остальном голой, некрашеной, ровной. Артистам для игры остался длинный, узкий просцениум и открывающаяся за окнами гостиная с единственным, одиноким буфетом из всей обстановки.

Карбаускис сделал ставку на актеров и спектакль у него получился в основном разговорный, медлительный и задумчивый. И несколько неожиданно для тех, кто знаком с творчеством молодого литовского режиссера, скучный. Впрочем, причиной послужил не выбранный режиссерский ход (скорей всего неверно), чему доказательством – некоторые по-настоящему сильные сцены спектакля, а что режиссер по той или иной причине не смог до конца вовлечь всех артистов в свой замысел. В спектакле, ориентированном на актеров, не было ансамбля, при некоторых даже очень удачных, но – отдельных актерских работах. Карбаускис талантливо выстроил мизансцены, точно разметил интонационную палитру спектакля, однако и ему не удалось соединить несоединимое. Состав этого спектакля получился невероятно разобщенным.

Правящая чета - Олег Табаков и Марина Зудина в очередной раз появились на сцене как супружеская пара. Совсем недавно они изображали мужа и жену в мхатовской "Последней жертве", и вот снова играют теперь уже семейство Серебряковых - профессора Александра Владимировича и Елену Андреевну. Еще пара подобных спектаклей и они создадут устойчивое парное амплуа, если, впрочем, уже не создали.

Смертельно скучная игра Зудиной, если и соответствовала в некоторой степени скуке ее героини, Елены Андреевны, однако заинтересовать зрителей лишь одной этой параллелью не смогла. А каждое появление рядом с ней на сцене Ирины Пеговой, исполнявшей роль Сони, создавало чудовищный контраст живого театра с мертвым, что отнести на счет противопоставления чеховских героинь невозможно было даже при очень большом желании.

То ли в силу совершенной органичности, прелести, естественности, которыми славны питомцы Петра Фоменко (и Ирина Пегова эту славу подтверждает каждой новой своей работой, вспомните "Прогулку" А.Учителя), то ли в соответствии с режиссерским планом, – Соня в ее исполнении стала центром этого мрачного, почти безысходного, почти траурного спектакля.

И каждое "почти" - благодаря Ирине Пеговой. Маленькая пышногрудая девочка с очень длинными косами и хрипловатым мальчишеским голосом разрушила все запылившиеся стереотипы о незаметной и печальной Соне. Крепкая и бойкая, как настоящая деревенская девка, что называется кровь с молоком, она соединяла в себе эту фонтанирующую энергию с глубокой и болезненной драмой. Воплощенное "надеяться!", а когда от надежды ничего не осталось – воплощенное "не отчаиваться!", - именно она была утешительницей, чувствующей чужую боль через свою, и самой жизнью в этом мертвом доме.

Дмитрий Назаров, в недавнем прошлом артист Театра Российской Армии, а ныне – МХАТа им. Чехова, - добродушный, пышноусый Астров - казался рядом с Соней невероятно огромным. Ее стремление к нему Карбаускис подтвердил внешней необходимостью, прямо-таки непременностью, с какой должны были соединиться этот высоченный, могучий мужчина и маленькая девушка, созданная для большой любви.

Борис Плотников в роли Ивана Петровича Войницкого героем этого спектакля очевидно не стал. Желчный, нервный, он едко шутил и грустно признавался в любви и был ровно настолько бесцветен, чтобы красивая молодая женщина отдала предпочтение другому. Эмоциональный взрыв, предшествовавший попытке застрелить Серебрякова, вышел у него громко, но так же бесцветно. Страдание, сложившее пополам Соню, было настолько более одушевленным, что пригасило эффект этой кульминации, окончательно уничтоженной пробежкой от портала к порталу, которую Олег Табаков совершал, спасаясь от дяди Вани, и которая вызвала совершенно неуместное, хотя и вполне естественное веселье в зрительном зале.

Во втором действии высокие окна усадьбы стали постепенно закрываться ставнями. От сцены к сцене деревянная, голая стена становилась все более голой и глухой, пока наконец не остался в ней один узкий оконный проем, в котором виднелась одна маленькая Соня, положившая локти не подоконник, возмечтавшая о небе в алмазах и, наконец, тихо заснувшая. Подошедший работник хотел было закрыть последний ставень, но в вдруг залюбовался спящей Соней и, оставив маленькую щелку, прикорнул сам под окном в луче пробивающегося света. А сцена, между тем, начала светлеть, как будто заливаемая ранним Yтренним светом, и такой ее и скрыл занавес.

Так Миндаугас Карбаускис завершил свой спектакль, оставив в глухой стене небольшую щель и, кажется, пообещав всем небо в алмазах.

Театр под руководством Олега Табакова на сцене МХАТ им. Чехова, "Дядя Ваня", режиссер – Миндаугас Карбаускис, премьера – 18 мая, ближайшие спектакли – 22 мая, 14 июня