Вильям-наш-Шекспир в империи визга

ФОТО : SMOTR.RU

Владимир Мирзоев вызывает своими постановками реакцию весьма однообразную – визг. Визг может быть восторженный и возмущенный, истерический и профилактический, кто-то визжит от нечего делать, кто-то – просто так, за компанию.

И вот, с недавних пор став владыкою Театра им. Станиславского, Мирзоев строит там свою империю визга, когда визг со сцены, из зала и тявкающие взвизгивание сторонников/противников сливаются в едином хоре. Тут ему, как экспериментатору, и раздолье, но одно известно точно: он заколдованный. Поставит что-нибудь, когда никто не завизжит, – и сразу умрет.

В этот раз, короче, мы визжим по Шекспиру. В постановке Владимира Мирзоева – кассовая комедия "Сон в летнюю ночь". Сокровищница трюков, полигон для постмодернистских игрищ. В день премьеры у Театра им. Станиславского – толкучка неимоверная и ажиотаж почти нездоровый. Публика самая разнообразная: от примодненных интеллектуалов до театральных старушек. Одна из таких цепляется за мою руку: деточка, проведите меня, я без ноги. Я смотрю на нее: она с ногами, хоть я и не специалист в этих делах. Но проникать таким образом на спектакли – очень по-мирзоевски. Писать про эти спектакли, применяя к ним инструментарий "взрослого" театра, – не по-мирзоевски. Это он тебя провоцирует, чтобы ты смотрел как серьезные спектакли его театральные буффонады, ты не поддавайся. Впрочем, шутки шутками, а и в комиксе-комедии иногда проскальзывает нотка грусти. Именно за этим мы и пришли в театр.

Вот! Визжать тут, собственно, нечего: на сцене Театра им. Станиславского именно то, за чем мы приходим в театр. Влюбленные, амазонки, печальные андрогины, брутальные гермафродиты, музыканты разве что не с цимбалами, поющие эльфы. Танцующий индийский мальчик.

"Дешевый театр", как мимоходом обзовут его со сцены. "Дешевый театр" от ветхости трактовок сыплется песочком – а может, песочные чесы разбились и просыпаются на сцене. Из голов певучих эльфов, впрочем, не только сыплется песок, но и льется вода, и огонь горит. Это все что-нибудь да значит – воскликнет проницательный зритель, и, быть может, не ошибется.

Или ошибется. Потому что Мирзоев – опытный провокатор. Но красота его последнего спектакля скрыта вовсе не в провокации. Он просто красивый. Вот захотел ведь – и поставил спектакль, в котором ни одна идея не дотягивает до воплощения, поскольку воплощение прекрасно, а идей элементарно нет.

Немножко похоже на капризного ребенка, играющего на берегу в песочек, который сразу разрушает все, что строит. Так Мирзоев последователен только в опровержении любой последовательности. Получается такая постмодернистская игрушка, где все сводится к единому целому, а единое целое сводится к нулю, означая – ноль. А ноль не может ничего означать, кроме самого себя.

"Сон в летнюю ночь" получилась у Мирзоева спектаклем-перевертышем. Как Основа разом превращается в осла, так действие разом переходит из комедии в трагедию, из драмы в буффонаду, из любовной истории – в мистерию. Режиссер как будто ни на чем не может остановиться, ни один вариант выбрать как окончательный, и вот его носит из одной крайности в другую. Но у всех его дерганий и колебаний есть одно, всенепременное оправдание: зритель.

Именно дня него танцуют на сцене индийские мальчики. Для него поют эльфы в белых одеждах – и неплохо поют, если не вслушиваться, что. Именно ему адресованы все плоские шутки двадцатилетней давности. Для него, и только для него, ставит спектакль режиссер Мирзоев, и даже любительское представление о Пираме и Фисбе разыгрывается не для кого иного, как для зрителя. Актеры так стараются – для него, – что очевидно переигрывают, они просто буквально выпрыгивают из себя, они гримасничают неумело, они увлекаются буффонадой какой-то уж совершенно невозможной, только чтобы зрителю было хорошо.

В этом есть что-то невероятно завлекательное. Потому что, согласитесь, нет для зрителя ничего приятней, чем просто откинуться в кресле и наблюдать, как все для него выделываются. А актеры стараются ну прямо как дрессированные собачки в цирке. И тявкают, и хвостиком машут. Но до психических отклонений частного свойства Мирзоеву в этот раз дела нет. Его больше интересует другое: какой красивой оберткой привлечь зрителя, как его приворожить. И вот в бой идет тяжелая театральная артиллерия, наряду со старыми испытанными приемчиками. Шутки, песни, музыка, костюмы, оформление (спасибо Алле Коженковой, художественная часть просто блистательна), костюмы, сценография, танцы и визуальные эффекты. Не удивлюсь, если окажется, что режиссер пользовался гипнозом. В какие-то моменты его действие завораживает как мистерия. И это при том, что нехитрый сюжет "Сна" нам всем давно уже известен. И ничего нового Мирзоев не сказал. И ничего, честно говоря, такого особенного не сделал. Но выходя из зала, зритель визжит. Или хотя бы радостно повизгивает в отдельных моментах. А потом он придет снова. Он обязательно придет снова, поскольку на эту приманку ("все только для тебя, дорогой") клюет неизменно. И неизменно возвращается.

Мирзоев умудряется оставаться весь в белом. Он ставит абсолютно кассовый, зрительский спектакль, поворачивая его такой стороной, что ни одному снобу не придет в голову обвинить его в подобострастии, в том, что он идет у зрителя на поводу. Незаметно, исподтишка он потешается и над зрителем, подсовывая ему вожделенную попсу под соусом авангарда. Он не делает ничего такого, о чем стоило бы рассказывать, и в то же время, не говорить о нем невозможно. Просто необходимо, просто приходится о нем говорить.

Ближайший спектакль – 16 сентября.