Курс рубля
- ЦБ РФ выступил с важным объявлением о курсе доллара и евро
- Аналитик Антонов назвал предел падения рубля в 2024 году
- Что будет с долларом: бежать в обменники сломя голову рано
|
Это совсем не еврейская проза, несмотря на то (а может, благодаря тому) что Амос Оз родился, вырос и проживает в Израиле и пишет об Израиле и израильтянах. Его романы, переведенные на 34 языка, удостоены многочисленных международных наград, в том числе премии Гете, самой престижной после Нобелевской. Роман "Мой Михаэль" включен в список "100 лучших романов XX века". Изданный в России всего три месяца назад, он уже исчез с полок книжных магазинов.
Герои Оза – просто люди, и у них – свои семейные истории. Что может быть важнее семейной истории? Что может быть интереснее, чем заглянуть за ширму повседневности и увидеть душевные травмы и преодоление собственной ограниченности – продление себя в людях, соединенных с тобою волею судьбы и/или личным выбором? "Несчастливая семья" – так определяет писатель главную тему своих произведений. "Ибо семья – это самое таинственное, самое мистическое, самое интересное образование во вселенной".
Повествование в романе "Мой Михаэль" ведется от лица женщины, Ханы Гонен, рассказывающей о своем муже, геологе, преподавателе университета. Рассказать – значит понять, осмыслить, разгадать, значит расставить все по местам, в таком порядке, чтобы в конце не осталось сомнений: все изменилось.
Хана – необычная женщина, живущая обычной жизнью. Серые, однообразные дни ее текут один за другим, но центром и средоточием их, как бы ни хотелось думать иначе, остается добрый, любящий, но так до конца и не понятый человек. Ее Михаэль. Ее – и не ее, преданный ей, но все-таки чужой – потому что им не удалось окончательно завладеть. Или, вернее, не удалось превратить себя в придаток, в принадлежность семьи – что-то еще осталось. Какая-то не то тяга, не то жажда, а впрочем, глухая неудовлетворенность. И все, что не отдано мужу, воплощается в фантазиях. Там ждут ее близнецы Халиль и Азиз, спутники детских игр, молчаливые и прекрасные, яростные и сильные, находящиеся в ее безраздельной власти.
Книгу "Мой Михаэль" называют "Госпожой Бовари" XX века". Потому что на поверхности это роман о том, как дикая, бунтующая девчонка силится превратить себя в спокойную, домашнюю женщину и ей это не удается. В действительности это рассказ о молчаливом сражении, происходящем за фасадом благополучной семьи, о власти и непокорности, о проглоченных обидах и невысказанных претензиях – и о том, как яростный мятеж наконец превращается в позволение: живи. Будь таким, каков ты есть. Будь другим, не имеющим ко мне отношения. Остается вопрос: как научиться любить другого?
Ответ на этот вопрос дает следующий роман Оза – "Познать женщину". Главный герой его – тайный агент израильских спецслужб. Обычный, нормальный агент – не тот, который, расшвыривая врагов направо и налево, прорывается к заветной цели и спасает мир. Иоэль Равид женат, у него есть дочь. А также мать и теща. После трагической гибели жены, случайно схватившейся за оголенный провод во дворе своего дома, он оставляет работу и погружается в семейные хлопоты. С этого момента, собственно, и начинается роман, так что приходится сразу распроститься с надеждой, что он будет захватывающим шпионским боевиком.
Иоэль Равид начинает жить. Он выращивает цветы в саду, готовит завтраки и налаживает отношения с дочерью. Он размышляет. Разгадывает загадку Сфинкса, появляющегося на первых страницах в обличье статуэтки с изображением некоего зверя из семейства кошачьих. Почему зверь не переворачивается, взметнувшись в прыжке под углом в сорок пять градусов и прикрепленный к подставке лишь задней левой лапой, явно нарушая законы гравитации? Почему жизнь, явно грешная, безудержная в страстях, безумная и не поддающаяся расшифровке, все-таки течет, движется, не разваливается на куски? Что является скрепляющим звеном этой как будто бессмысленной череды дней?
Постепенно рассеивается еще одно стереотипное ожидание, связанное с названием романа. Это роман о любви, но не о страсти. Брат погибшей жены Иоэля уличает своего зятя в отсутствии у него страсти, радости и сострадания. "Существует еще и любовь", – возражает Иоэль. И понемногу убеждается в том, что любовь – не такая уж простая штука. Про постель всем все известно. Про то, какие заморочки вешают друг на друга люди, назвавшись любимыми, тоже более-менее понятно. Но как любить дочь? Друга? Поклонника дочери? Сослуживца? Наконец, просто чужого человека? Или, скажем иначе: как любить (неважно кого), чтобы ничего не испортить своей любовью? Чтобы не навязать эту любовь как собственную волю, как тягость, как повинность, которую любимый вынужден будет тащить по жизни?
В послесловии к роману Амос Оз раскрывает его содержание как обретение гордым, несгибаемым, суровым идеалистом женской половины своей души: "он вступает в роман героем Хемингуэя, а выходит интеллигентом из рассказа Чехова". Ну, что ж, у авторов свои представления о том, что они пишут. Признаться, не скажи он этого, я бы никогда не догадалась. Чеховские интеллигенты не смиренны – в их смирении слишком сквозит гордыня. С другой стороны, в "мачизме" хемингуэевских персонажей слишком много неуверенности и слабости и слишком мало подлинности. Иоэль Равид не мачо и не интеллигент. Ему для этого не хватает патетики. Он просто стремится понять, какие действия в этом мире являются подлинной любовью, а какие – ее профанацией, самообманом, жаждой власти.
В конце книги он становится санитаром-добровольцем в больнице. Несмотря на уверенность автора, обихаживание стариков и больных здесь не очень похоже на "обряд покаяния во искупление грехов". Скорее, это деятельное созерцание – знакомство с жизнью, с ее телесной и чувственной стороной. Глубокая концентрация, умелый расчет, цепкая памятливость, точность исполнения, обостренная наблюдательность, делавшие его незаменимым агентом, используются теперь для того, чтобы разрешить загадку Сфинкса: что есть человек?
Подобную акцию американцы совершают не в первый раз