Апокалипсис в метро

В годы, на которые пришлась молодость моих родителей, никто и не помышлял о мегаполисе как о будущем России. Моя мама приезжала в Москву, чтобы покататься на метро; блистательный метрополитен рифмовался с литературной классикой и газетой "Правда". Глаза моих современников за блеском сталинского ампира видят нищету провинциальной претенциозности. Метрополитен разросся, но его кольцо больше не поражает свой грандиозностью, поглощенное гигантским мегаполисом. Что может читать человек в таком метро?

Что-нибудь страшное – но не по-настоящему, а понарошку. Что-нибудь мистическое, жутковатое, надуманное – порождение больной фантазии, но только фантазии, ни в коем случае не правды! Ниже перечисленные книги как раз относятся к этой категории.

Курков А. Приятель покойника. – СПб.: Амфора, 2006

Киевский писатель Андрей Курков представлен как наиболее читаемый русскоязычный автор в Европе. Действие его рассказов, как правило, происходит в Киеве, хотя может с тем же успехом происходить в любом из европейских городов.

Персонажи Куркова играют своей и чужой смертью так, как если бы она не была окончательной реальностью, а являлась чем-то вроде идеи, представления, одним из символов воображаемого, деталью конструктора, называемого жизнью. В повести "Приятель покойника" главному герою настолько обрыдла жизнь, что он нанял киллера для отстрела самого себя. Потом слегка замандражировал – и нанял другого киллера, чтобы убил первого. Второй оказался проворней, и первый киллер был устранен. В руках героя случайно остался ключ от абонентского ящика, куда первому киллеру поступали заказы, а также письмо, ему адресованное, деньги и фотография жены. Полный набор непрофессионала. Движимый чем-то вроде совести, герой отправляется к жене киллера, чтобы вернуть деньги. В конце концов он женится на ней, наследуя домашний уют, ребенка, немаленькие сбережения, а также профессию.

К слову сказать, герои малой прозы Куркова, как правило, люди без профессии, без работы, без какой бы то ни было жизненной определенности. Единственное, что у них имеется, – отдельная жилплощадь. Они слоняются по улицам, пьют кофе и вино, ни о чем не думают, они настолько аморфны, что оказываются способными принять все, что бы ни свалилось им на голову: кражу спермы в целях шантажа, необходимость съесть прах своего отца, сбор ежей для спасения российской пшеницы, разговор с загробным миром по телефону. Готично. Читабельно. Апокалипсис приблизился вплотную, но он так же безопасен, как вагон метро. И вообще, все происходит не со мной, а с моим индифферентным до бесчувствия двойником. Поэтому: "афтар, пеши исчо".

---

Гаррос А., Евдокимов А. Чучхе. – М.: Вагриус, 2006

В последнюю книгу дуэта Гарроса и Евдокимова вошли киносценарий "Чучхе" и повести "Новая жизнь" и "Люфт" (автором последней является Евдокимов в единственном числе).

Киносценарий (названный киноповестью, но, похоже, не слишком олитературенный для печати) приятнее было бы смотреть, а не читать, но снимать по нему фильм никто не захотел: чересчур политично, вызывающе и провокационно. Хотя в предисловии авторы специально подчеркивают, что "Росойл" – это не "ЮКОС", а Горбовский – не Ходорковский, кто им поверит?

Гаррос и Евдокимов – это уже чисто российская готика, отравленная полемикой со Стругацкими и их концепцией воспитания Нового Человека. Стругацкие мучились нравственной проблематикой, которая в нынешнем мире не существует. По их разумению, воспитание – это процесс духовный, и его непредсказуемость имеет четко очерченные моралью границы. У персонажа "Чучхе", "учителя от Бога" Ненашева воспитание превращается в натаскивание, в обучение технологии успеха, и, при полной предсказуемости результата, его цинизм абсолютно безграничен. Короче, все поубивали друг друга.

И, самое главное, – обе эти концепции безнадежно утопичны. Абсолютная духовная пустота, чудовищный промоушн себя по трупам встречается так же редко, как близкое к святости соизмерение всех своих поступков с высоким моральным идеалом. Пугает другое – то, что эгоистичная технология самопродвижения, основанная на вседозволенности, становится привлекательным брендом современной литературы. Этакой своеобразной страшилкой, которая скрывает подлинные – мелкие, вроде бы незначительные, но реальные – мерзости, совершаемые в обыденной жизни.

Обыденная жизнь литературе неинтересна – по крайней мере той, которая читается в метро. Обыденная жизнь скучнее и страшнее, чем страшилки про то, как один псих убил другого, который каждый Новый год начинал новую жизнь. Бросал жен, детей, профессию, переезжал в другой город – и забывал все напрочь. Бегал так от себя. Понятно, что сюжет повести "Новая жизнь" предполагает быть истолкованным символически. Так же как и сюжет "Люфта", с главным героем – шизофреником. И вообще вся массовая литература подобного плана может быть истолкована символически – потому что она больше ни на что не годна. Но что скрывается под этими бледными символами? И в чем причина их необычайной плодовитости и способности к размножению?

Умберто Эко, в диалоге с кардиналом Мартини, писал: "Каждый из нас заигрывает с призраком Апокалипсиса, пытаясь его изгнать, и чем больше страшится, тем старательнее изгоняет, перенося его на экран в виде кровавого зрелища и надеясь, что от этого он утратит реальность. Но в нереальности призрака и заключена его сила". Иными словами, чем больше читаешь (или смотришь) страшилок, тем сильнее становится личный ужас, и количество (и качество) прочитанного лишь усиливает власть призраков над твоей душой.