"Сон в летнюю ночь" посреди зимы

Фото: vesti.ru

Премьера "Сна в летнюю ночь" в Большом театре ожидалась с каким-то особенным волнением. Ведь никто не уже не помнит ни постановки Мариуса Петипа, ни более позднего балета Михаила Фокина. Балет поставил Джон Ноймайер, хореограф с мировым именем, знаменитый постановкой "Сна" на сценах многих театров мира, но прежде всего – в труппе Гамбургского балета, которой он руководит на протяжении многих лет. Его постановка открывала новый балетный сезон в Большом театре – поздновато, конечно, но лучше, как известно, поздно... В спектакле заняты первые звезды ГАБТа, включая Николая Цискаридзе и Светлану Захарову.

Ноймайер для многих загадка. Не модернист и не классик в буквальном смысле этого слова. Он – пластик. И, пожалуй, никому в мировой истории балета не удавалось столь гармонично изложить саму музыку в танце, найти эквивалент двух форм искусства. Разве что Баланчину. Впрочем, балет Ноймайера при этом, в отличие от баланчинского – так называемого "белого", бессюжетного – остается еще и балетом действия, порой даже весьма активного.

Вот они, Титания и Тезей (Светлана Захарова и Николай Цискаридзе), герои древнего мифа, а потом и комедии Шекспира, по которой создан балет, – танцующие с гибкостью лиан; кажется, что их руки, ноги, туловища становятся длиннее, чем они есть на самом деле. Вот он, фирменный стиль Ноймайера, отличающий его от всех других. Справились?.. Справились. На то они и Цискаридзе и Захарова, "наше балетное все". Справился и молодой Ян Годовский, тело которого напоминает гуттаперчу, но и драматическая характерность Филострата ему тоже оказалась по плечу. Об Иване Урбане – танцовщике, специально выписанном из труппы Ноймайера, – и говорить не приходится: он воспитан в эстетике своего гуру и способен тут дать урок даже корифеям Большого.

После, по существу, пантомимы в первом акте последовало вполне связное второе действие, ставшее неким дивертисментом. Правда, не тем, классическим – с прыжками, многочисленными изящными вариациями и фуэте, а еще прежде – красивыми фигурами, а с "горизонтальной" пластикой – герои предпочитают не стремиться ввысь, а держаться земли, то бишь сцены, исполняя на ней замысловатые поддержки и вращения. Пачки тут были бы лишними, а потому все наряжены в тончайшие трико.

Балет идет под музыку классика авангарда минувшего столетия, венгерского композитора Дьердя Лигети – так что Ноймайеру удалось соединить чуть ли не всю мировую историю: античный сюжет, Шекспира и модерниста. Чтобы все это не стало окрошкой, а превратилось в целостное, законченное произведение, требуется талант истинного художника.

И все же... Даже вкрапленный в финал балета Мендельсон с его "Свадебным маршем", под звуки которого соединяются сразу три пары, даже какое-то "внутреннее" торжество, достигнутое хореографом и исполнителями внутри минималистских декораций спектакля – словом, торжественный финал-апофеоз – не могли не оставить чувства некоторой неудовлетворенности. Возможно, она продиктована тем, что хореография балета такова, что время все же над ним властно. Кроме того, приходилось и недоумевать, почему Ноймайер – который, кстати, уже давно вел переговоры с Большим о приезде в Москву, – остановился именно на "Сне", тем более после недавнего феерического успеха его "Смерти в Венеции". Неужели мы все еще на обочине новых веяний в мировом балете?

Впрочем, театр был полон, и даже ложи бенуара, заполненные нуворишами, остались довольны – они аплодировали и мрачному Лигети, и светлому Мендельсону, и эльфам, и шарманке, с изяществом бывалого фокусника помещенной Ноймайером в действие балета.