Правда о еврейском анекдоте

Знаете ли вы, что слово "хохма" произошло от еврейского "мудрость"? Еврейский юмор, так же как и юмор английский, – вполне самостоятельное культурное явление и, по мнению Зальции Ландман, специалиста по истории и языку евреев, представляет собой в первую очередь сокровищницу мудрости.

Специфический анекдот появился у евреев Центральной и Восточной Европы в XVIII столетии. Его особенная, горько-смиренная интонация порождена обстоятельствами места и времени. Евреи должны были проживать, учиться и работать вне рамок общества, образованного этнически исконным населением. Вспомним знаменитую "черту оседлости", границ которой не смели пересекать евреи в России. Может быть, именно благодаря этому отторжению евреям удалось не ассимилироваться, сохранив свою культуру при отсутствии собственной страны.

Для того чтобы появилась настоящая острота, говорит Ландман, "не должно быть ни малейшего шанса бороться против гнета иначе, нежели таким путем. Когда имеются реальные шансы духовной или политической революции, остроумие быстро переходит в памфлет, в лозунг, наконец, в действие. Острить может лишь тот, кто страдает". Трагический смысл имеет, например, так называемая "хуцпе" (дерзость), на которой построены многие анекдоты. Хуцпе – это смелость, которая ничего не стоит, это попытка обозначить недовольство унижениями при осознании самоубийственности настоящего мятежа.

Собиратель анекдотов Александр Московский писал: "Еврейский анекдот с еврейским акцентом – это то, что нееврей не поймет, а еврей уже слышал". Истинно еврейский анекдот основан прежде всего на знании Талмуда, а также на знании ритуала, которым пронизана жизнь правоверного еврея. Одним словом, настоящего, подлинного еврейского анекдота мы с вами и не нюхали! А все то, что бытовало под этим обозначением в Союзе – пошлая подделка. Кстати, интересно, что многие анекдоты из серии про новых русских – это переделанные еврейские. Тем более что среди последних очень много образчиков, посвященных торгашеству и скупости, ведь торговля была едва ли не единственным видом деятельности, которым евреям не возбранялось заниматься.

По большому счету, эта книга – не сборник анекдотов, хотя задумана именно как таковой. Эта книга – энциклопедия жизни восточноевропейских евреев, окрашенная в трагикомические тона. Прочитав ее, я узнала об их жизни, быте и отношении к миру больше, чем узнала бы из многотомной истории. Не в последнюю очередь благодаря комментариям, которые помогли посмеяться над труднопереводимыми фрагментами.

Если попробовать перечислить все темы, на которые разбиты подборки анекдотов в этой замечательной книге, то, пожалуй, как раз закончится лимит газетной статьи. Тут тебе и раввинская мудрость, и армейский юмор (разумеется, не то, что вы подумали), и брачно-любовные недоразумения, и антисемитизм, и строгости ритуала, и прелести Земли обетованной. Кстати говоря, с ее обретением евреи постепенно утрачивают пафос изгнанничества и угнетенности, а вместе с ним – и еврейское остроумие. "Юный Израиль лишен чувства юмора как Библия", замечает Ландман.

Иегошуа А.-Б. Пять времен года: Роман / Пер. с иврита Р. Нудельмана и А. Фурман. – М.: Текст, 2007.

Фразу об Израиле, лишенном чувства юмора, можно поставить эпиграфом к этому роману. Или к этой статье об этом романе, что вернее. Потому что человек с отсутствующим чувством юмора не сознает никакой нехватки и неудобства, а тот, кто с ним общается (чтение ведь тоже общение), очень даже хорошо это чувствует.

Еврейская литература на современных российских прилавках представлена более чем широко. И это, как правило, очень неплохая литература – один Амос Оз чего стоит. И уж коль мы его вспомнили, то стоит отметить, что тема семьи – одна из самых почитаемых и детально разработанных в иудейском мире. Интересно, что большинство израильских авторов указывают при этом на русскую классику как на образец: не только те, кто эмигрировал из России и поневоле являются ее знатоком, как Юлия Винер, но и те, кто в России никогда не жил, как Абрахам Иегошуа. Однако при этом из указанной классики удаляется свойственный ей гражданский пафос и социальная проблематика, что само по себе, может, и неплохо, но взамен мы получаем довольно занудные самокопания индивида, никем иным кроме как супругом себя не осознающим.

Герой книги Молхо осенью потерял жену, которая умерла от рака у него на руках. Его деятельность в качестве сиделки описана во всех подробностях, так же как и уход из жизни жены. Молхо пытается начать жить – а что такое начать жить в Израиле? Конечно, опять жениться! Все евреи мечтают жениться. Может, это и неправда, но после чтения как-то напрашивается.

Итак, зимой Молхо попадает в Берлин со своей коллегой – у них ничего не выходит. Весной он в служебной поездке встречает индийскую девочку, что тоже, естественно, заканчивается ничем. Летом его бывший молодежный инструктор предлагает ему жениться на своей жене, поскольку стал ортодоксальным верующим, а у жены нет детей, а это не положено. Опять облом – из-за нерешительности Молхо. Осенью он сопровождает в Вену эмигрантку из России, и о брачных домогательствах речи уже нет. Одним словом, на протяжении 446 страниц бедный Молхо, преследуемый воспоминаниями о бывшей жене, так ни с кем и не переспал, зато всласть наковырялся в собственных переживаниях (например, насчет желания облегчиться в чужом доме, да вот неприлично спросить, где туалет) и чужих аптечках (бзик у него такой – заглядывать в аптечки). Наверно, это и называется иронией и занимательностью, упомянутыми в редакционной аннотации. Но, знаете ли, что я вам скажу? Этот юмор – явно не еврейский, поэтому он не для всех.