Литературный антиквариат

Ранний роман Ремарка производит впечатление хрупкой антикварной вещицы, тщательно и со вкусом стилизованной под еще более древнюю старину. А вот читать исторические миниатюры Цвейга довольно утомительно




Ремарк Э.М. Гэм: Роман / Перевод М.М. Федоровой. – М.: Вагриус, 2007

К столетию Ремарка в 1998 г. в Германии было издано юбилейное собрание сочинений, в которое вошли ранее не публиковавшиеся произведения. Три из них - "Станция на горизонте", "Гэм" и "Приют Грез" - относятся к раннему периоду творчества писателя, а незаконченный роман "Земля обетованная" стал его последним произведением. В прошлом году издательство "Вагриус" выпустило "Приют Грез", наивный и сентиментальный роман о дружбе и искусстве, высмеянный в свое время немецкими критиками. Не менее наивна романтическая "Гэм", вышедшая совсем недавно. Но нынче все воспринимается несколько иначе, чем в послевоенной Германии...

Пламенный Карл Радек в статье, написанной в 1933 г., разоблачает Ремарка как "мелкобуржуазного пацифиста", "выхолощенного войной", которому "не приходит в голову", что надо "уничтожить общественный строй", и который вместо этого ищет "тихое прибежище", чтобы научиться "ценить тихую жизнь и тихие ее заботы". Ну что ж, именно эти революционно неприемлемые настроения и обеспечили романам Ремарка невероятную популярность в Европе, а чуть позже - бурную любовь советского народа. Во времена "оттепели" Ремарк появился буквально в каждом доме. Читали его все поголовно. После драм истории тянуло к неприметному быту. Более того - к его авторитетной романтизации. Ведь дружба, любовь, разочарование - все это так по-человечески, все это происходит прямо здесь, между нами, хоть и маленькими, но достойными людьми. А не в будущем коммунистическом обществе, прости Господи.

Однако, судя по ранним романам, к этим глубоким гуманистическим идеям Ремарк пришел далеко не сразу. Например, "Гэм" читается так, словно была написана еще до войны, а то и вовсе в XIX веке. Героиня книги - молодая женщина неописуемой красоты, заключающей в себе, надо догадываться, не столько правильность черт, сколько бездну обаяния. В сей бездне неизменно тонут все, кто только ни подвернется ей на дороге, тонут мгновенно и безропотно, ибо бездна сладка. Жизнь ее, подчиненная мистическому закону, разворачивается независимо ни от чего и ни от кого. Она переезжает с места на место, из Луксора в Париж, из Парижа в Сингапур, следуя странному зову судьбы, по велению необъяснимой интуиции. Ее невозможно удержать, ею невозможно владеть, ее любовь - внезапно вспыхивающее и неожиданно потухающее пламя, обусловленное влечением ко всему внезапному, неординарному, необычайному. Рок, тайна, безумная страсть-борьба, непонятность и отторжение обывательским миром - в фигуре Гэм наличествует полный набор качеств настоящего романтического героя. Никакой мировой войны с ее окопами, разрушающими идеалы, еще как будто не случилось. Не книга - мечта. Греза! Сладостное наваждение!

Она и написана так, словно из отдельных нитей плелось волшебное кружево. Импрессионистические мазки на холсте: случайные диалоги, событья, поступки, размышления, неожиданные пейзажи. Солнечные блики на воде, дрожание ветра на занавесках, неописуемые ощущения, и все это - немота. Немота как невозможность передать, рассказать, поведать, немота как единственный способ указания на завораживающую и в тот же миг исчезающую красоту. Роман производит впечатление хрупкой, антикварной вещицы, тщательно и со вкусом стилизованной под еще более древнюю старину.


Цвейг С. Звездные часы человечества: Четырнадцать исторических миниатюр / Перевод, предисловия и примечания Л. Миримова. – М.: Текст, 2006

Книга вышла в конце прошлого года и представляет собой изящную пару к Ремарку. Она также содержит никогда не публиковавшиеся на русском языке тексты давно знакомого и любимого автора. И эти тексты также производят слегка обескураживающее впечатление. Совсем иначе читались они лет тридцать назад!

Собственно говоря, прекрасно уже то, что все 14 новелл знаменитого цикла появились под одной обложкой. Они снабжены довольно подробным и со знанием дела составленным комментарием, что в наши времена редкость и, не побоюсь сказать, коммерчески неоправданная роскошь. Замечу в скобках: будь у Ремарка грамотное предисловие - цены б ему не было. В сборник включены впервые переведенные произведения Цвейга "Цицерон" и "Вильсон уступает", а также практически неизвестные ранее, опубликованные в журнальных вариантах новеллы, посвященные Достоевскому ("Смертный миг", о псевдоказни на Семеновском плацу), Толстому ("Бегство к Богу") и Ленину ("Пломбированный вагон"). Рассказ об уходе и смерти Толстого, написанный еще в 1927 г., был опубликован у нас только в 1993-м, а драматическая история проезда вождя мирового пролетариата через враждебную Германию появилась в 1987-м, на пике волны разоблачений.

Понятно, почему так прочно запрещен был Вильсон: не положено капиталистическому персонажу блистать столь похвальным и беспрецедентным стремлением к справедливости, тем более по отношению к России. Нельзя было разрушать миф о гнили капитализма. Удивительно, однако ж, почему неподцензурной стала такая вроде бы далекая от идеологии прошлого века фигура, как Цицерон? Но здесь все оказалось куда тоньше! Новелла посвящена моменту, когда римский оратор первым среди растерявшейся республиканской элиты одобрил убийство тирана Цезаря, одобрил - страшно сказать! - нарушение закона ради того, чтобы закон никогда более не нарушался. Мысль, чересчур разрушительная для советских мозгов.

Впрочем, все остальные новеллы были не менее взрывоопасны. Подумайте только: с пафосом, с драматическим напряжением, ярким и впечатляющим слогом австрийский писатель защищал крамольную идею значимости личности в истории. Бывают, видите ли, моменты, когда слово либо действие некоего исторического лица значат больше, чем вся классовая борьба в ее мощной совокупности. Какое было невероятное открытие для советского интеллигента! Какое потрясение основ!

А что же теперь? А теперь, да простят меня все поклонники Цвейга, читать его утомительно. Столько огня, столько бурной страсти, столько пламенной убедительности - в защиту идеи, нынче кажущейся тривиальной... Подлинный антиквариат. Библиографическая редкость.

Выбор читателей