Истерические хроники

Книга представляет собой публикацию сценариев одноименного документального цикла телеканала "Россия". Каждому году посвящен отдельный фильм, в центре которого стоит личность, знаменитая либо своим благородством, либо оставленным ею ощущением ужаса. В отличие от сериала, первый фильм которого посвящен 1901 г., книга начинается с 1913-го - "последнего мирного года той России, которая вскоре исчезнет навсегда".

Последняя фраза является ключевой для всей книги и, соответственно, документального телецикла. Поскольку они оба подробно, детально и беспощадно повествуют о том, кто, как и по каким мотивам убивал Россию.

Телевизор я не смотрю, ограничивая свое информационное поле книгами и Интернетом, давление на психику надо, знаете ли, ограничивать. Однако книга Сванидзе меня, что называется, зацепила - своей яростной эмоциональностью, пафосом морального протеста, преподносимых в благородно-сдержанной манере. Я прониклась, возрыдала об утерянном, о русском. Негодовала против репрессий, возмущалась бессердечием и наглостью политического авантюризма революционеров, сочувствовала белогвардейцам. Одним словом, велась на все и реагировала так, как этого ожидали авторы.

И пока читала, допытывалась у знакомых: смотрит ли кто-нибудь этот сериал? Оказалось, никто. Например, я спрашивала на кафедре истории в том университете, где работаю: реакция вялая, интереса ноль. Даже среди заслуженных пенсионеров, которые трудились еще на ниве истории КПСС и до сих пор не пропускают ничего "политического". Простой народ тоже не слишком интересуется драмами истории, а уж студенты и подавно не подозревают, что по телеку может быть что-то еще, кроме "Дома-2" и MTV. Ну и ну, подумала я.

Напрашивается вывод, что история России XX века никому не нужна. Никто не хочет знать, никто не хочет переживать, никто не хочет оплакивать ушедшее. Да, впрочем, и я не хочу - перевернув последнюю страницу, вздохнула с облегчением и поздравила себя с возвращением в житейскую реальность. Откуда этот вселенский цинизм? Вопрос, достойный пламенного моралиста той эпохи, о которой идет речь в "Исторических хрониках".

На самом деле все просто, и пресловутый цинизм объясняется эмоциональной усталостью целого поколения. Оно устало возмущаться и протестовать. Оно устало думать, что России больше нет. Что ее убили, уничтожили раз и навсегда. Что нам осталось только оплакивать крушение прекрасного мира. Согласитесь, участь незавидная. Более того - патологическая. Ибо человеку более свойственно и для него более естественно жить надеждой, нежели сожалением. Жить в уверенности, что есть для чего жить, что персональное существование оправдано процветанием целого, то есть родной страны. Ну, стала она другой, пусть даже на уровне генофонда. Но она есть! И генофонд ее - это наш генофонд! Пусть даже все мы - потомки крестьянско-люмпенского быдла, как можно понять из "Хроник", но и нам как-то жить надо. И, может, не такие уж мы дураки, на самом деле, чтоб не добиться для себя лучшей доли!

И если так посмотреть на это дело, то становится понятно, что нынешний всплеск патриотизма, чаще дурного и даже уродливого, все-таки более закономерен и понятен, чем бессильные проклятья в адрес тиранов ушедшего века. В конце концов, иногда нужно уметь не только помнить, но и забывать.

Некрылова А. Русский традиционный календарь на каждый день и для каждого дома. – СПб.: Азбука-классика, 2007

Как и предыдущая, эта книга имеет самое непосредственное отношение к русской культуре, истории и, следовательно, к патриотическому настрою. Однако она абсолютно беспафосна и потому не требует от читателя лишних эмоциональных затрат. Даже наоборот, сама дарит множество положительных и приятных эмоций.

Объединяя два русских календаря - крестьянско-земледельческий и церковный, автор дает подробную характеристику каждому дню года. Православный месяцеслов включает в себя сведения из житийной литературы, описания наиболее почитаемых икон, а также святцы - перечень святых, поминаемых в тот или иной день. На этот фон накладывается разнообразный народный фольклор, пословицы, обряды, обычаи, приметы и гаданья. Таким образом, перед читателем выстраивается полноценная картина бытия русского народа, в которой непротиворечиво сочетались христианский ритуал и повседневный труд.

На каждый день года приходится не только какой-нибудь почитаемый святой, но также и какая-нибудь погодная примета или народное поверье. Иногда они согласуются между собой, иногда нет, и порой их сочетание весьма причудливо и полно самобытной фантазии. Например, 14 мая церковь поминает святого пророка Иеремию, житие которого в кратком пересказе приводится в книге. Имя святого в русской огласовке звучит как Еремей, Ерема, что вызывает ассоциации со словами "ярмо", "яровое". По принципу фонетического уподобления св. Иеремия, иудейский пророк, превратился в Еремея-запрягальника или запашника - покровителя пахоты, с которой как раз совпадает его день. Не забудем, что в прежнем календаре он приходился на 1 мая; даты старого стиля приводятся для каждого дня года.

А вот еще несколько примет на текущую неделю, которая богата поминаниями прославленных святых. Двадцать второго мая - Николин день, с которого начинает расти трава (по старому стилю – 9 мая), устанавливается тепло, сеют овес и пшеницу, а парни впервые едут в ночное, прихватив водку, закуску и девок. Двадцать третьего опять праздник - "Симона-Гулимона лентяя преподобного", когда "земля - именинница", и потому ни пахать, ни сеять нельзя. Это день апостола Симона Зилота, который, по совместительству, помогает кладоискателям. Двадцать четвертого мая мы нынче отмечаем День славянской письменности и культуры, а церковь празднует равноапостольных Кирилла и Мефодия. В крестьянском календаре они не представлены, зато действует Мокий, показывая погоду на все лето: "на Мокия мокро – все лето мокро", и наоборот. На Лукерью-комарницу, 26-го, впервые появляются комары, а на Сидора, 27-го, сей огурцы, но только если день ясный, а ветер - южный.

Ну и так далее, с января по декабрь. Очень развлекает. И главное - ненавязчиво, без проповеднического напора осуществляется связь с корнями, с культурной почвой, если угодно - с живой великорусской традицией.