Кошмар как способ понять и простить

Для людей, имеющих представление о славянской православной культуре, имя Кирилла Туровского скажет многое. Он известен как "Златоуст, паче всех возсиявший на Руси", как автор ряда знаменитых, ставших хрестоматийными, сочинений XII века. Однако, беря в руки книгу "Никто никому ничего никогда", создателем которой является наш современник Кирилл Туровский, не рассчитывайте, что вы получите толкование текстов Священного писания: перед нами произведение, нацеленное на широкую молодежную аудиторию.

Именно те, кому сейчас от 18 до 30 лет, должны будут стать главными читателями книги, ради них текст с первой и до последней страницы переполнен знаками и символами. Роман насыщен словами подворотен и московских гетто: баксята, колготиться, тинс, "девки, плескающиеся в жизненном корыте с детьми в одинарию". Он пестрит названиями известных всем марок (обувь, машины, сигареты, выпивка и так до бесконечности), популярных и уже растерявших былую славу увеселительных и ресторанных заведений Москвы, названиями групп, где смешиваются "Агата Кристи" и The Doors, Gorillaz и Sex Pistols. Узнаваемость - это один из основных принципов современной российской поп-литературы, причем работает она по принципу рекламного ролика: "Увидел - запомнил - купил".

Прививка улицей и трейдмарками успешно делает роман в первой части (обозначенной как Sidе A) похожим на правду. Максимально осовремененным языком рассказывается история одной семьи (отец и три сына) в отдельно взятом промежутке времени. Предательство и любовь внутри семьи и вне ее происходит в мире насилия, наркотического угара и финансовых пирамид. В постоянной агонии героев, ищущих себя, вдруг всплывают Кафка, Рембо, Ремизов, Бергсон. Девушка, которая пишет научный труд на тему того, что есть экзистенциальный п****ц (ЭП): "Я" прячется в ЭП на самую запредельную точку самого сверхподсознательного генетического отчаяния". Возникает очевидность того, что автор создает не просто роман, а притчу о том, как в России дети ненавидели отца-олигарха, а один из них и самого себя, и что из этого вышло. Можно сказать, что это попытка постмодернистского ремейка "Братьев Карамазовых".

Из вышесказанного следует Side B романа (она же вторая часть) и "Бонус-трэк" (часть третья) - по сути обычный эпилог, разве что для традиционной финальной части сильно растянутый. Отец-олигарх убит, обвиняют в этом одного из сыновей, который все это время метался то в поисках денег, то смысла жизни, его арестовывают, судят. Здесь автор переходит с "языка понятий" на привычный, человеческий, и пишет о том, "что случилось с Родиной и с нами". Как так получилось, что метамфетаминовый бред стал знаком реальности, деньги - жизненной максимой, а абсурд - безусловным синонимом современности, равно как и беспечная жестокость? И тогда в сторону людей, собравшихся в зале суда, произносится фраза: "Вон сколько народу набилось. И ведь в кого ни ткни, у кого за душой нет какого-нибудь предательства, измены, грабежа, абортика, вранья, убийства?".

Появляется подозрение, что все сюжетные и языковые кошмары романа были созданы только ради того, чтобы вызвать у читателя некий катарсис. Но Туровский попадает в плен самого себя, в плен текста, который слишком неоднороден, и поэтому не дает возможности испытать этот самый катарсис. Да и мораль уже запоздала. И не потому, что потенциальный читатель вполне обуржуазился и забыл 1990-е, когда все начиналось. А потому, что он уже успел осмыслить все это для себя, либо просто не хочет и не готов к рефлексии. А для того, кто пытается обрести какую-то истину или увидеть хотя бы ее призрак, не нужен весь этот абсурд, мы его пережили, это в наших головах, венах, памяти.