Человек, женатый на искусстве

Игорь Камиров: Насколько я знаю, большей части наших читателей вы известны как этакий русский сюрреалист. А сейчас я вижу, что у вас много работ, написанных во вполне традиционных жанрах... Кем вы себя считаете?

Никас Сафронов: Сюрреалист – это еще не так плохо. Но послушайте – я заканчиваю строить храм в Ульяновске, его освящали только что. На следующий день одна местная газета написала, что Никас Сафронов рисует порнуху, ее продает и на эти деньги строит храмы. Имеет ли, дескать, он право? И никто доброго слова там не сказал, это тоже было для меня странно. Ни от местного архиерея благодарности, ни от кого. "Спасибо народу, он построил", – сказал владыка, а я стоял сзади, слушал и удивлялся. А до этого была негативная информация обо мне от одного негодяя, который работал у меня, обокрал и сбежал. А ведь в этой церкви и деньги были стопроцентно мои, и даже тем людям, которые помогали ее возводить, было объявлено, что Никас подарит свои картины. А какие были препоны! Не давали строить, начальник района мешал, экологи возражали, службы там всякие препятствовали, и приходилось помогать этим священникам, которые затеяли постройку, все время что-то "пробивать". Ульяновск для меня очень важен – я там родился, школа там моего имени, я почетный гражданин города, профессор местного филиала МГУ и так далее. И вместе с тем, я друг генерала Шаманова, а у него сейчас есть некие проблемы в предвыборной кампании, он снова будет баллотироваться на губернатора. И вот газета так выступила.

Я не понял, что такое "порнуха" и вообще рисовал ли я когда-нибудь ее. И для меня это было унизительно. Конечно, в данном случае это было сказано специально, и они понимают, что я не только рисую портреты или делаю сюрреализм. Но в свое время была такая история: когда мне в 1985 году предложили участвовать в эротической выставке в Японии и я сказал, что я не эротический художник, мне ответили: у тебя есть обнаженная натура? Я говорю – у каждого художника есть обнаженная натура. Ну, вот и слетай. Потом предложили в Италии, в Канаде. Потом во Франции – выставлялся всё на эротических выставках. В какой-то момент я прекратил давать на эти выставки картины, считая, что не имею к эротике прямого отношения. В 1990 году, правда, вышла на Западе книга "Эротические фантазии художников мира", куда среди 14 имен вошел и я.

И.К.: Так это ж почетно?

Н.С.: Ну да, как ведущий мировой художник был напечатан. Но я не считал себя таковым, хотя, когда мне предложили прислать слайды, девять из десяти вошли в книгу. Я сказал, что у меня "Четырехглазая" (одна из известных картин. – И.К.) более эротическая, чем эти все, мне сказали – пожалуйста, пришлите. И она вошла в эту книгу.

Но предвзятое отношение очень оскорбляет, особенно когда люди не знают предмета. Гойя или Рубенс были "порнушными" художниками? Хотя у них в тысячу раз больше обнаженного тела, чем у меня.

Или вот, однажды ко мне подошел человек и говорит: "Ой, вы, я знаю, сидели в клетке и кусались!". Я говорю – вы, наверное, перепутали меня с Куликом, а он – да нет, по-моему это были вы. А он просто читал статью в местной прессе про меня, где было написано "скандальный художник" – ну и, конечно, я кусался...

И.К.: Может быть раньше, при советской власти вас и прижимали, но в последнее время вы суперпопулярны.

Н.С.: Да и тогда, в общем, мы просто рисовали и не делали ничего противозаконного. А когда в 1986 году я женился на француженке, то стал спокойно выезжать и работать для итальянских галерей. И все шло очень успешно; как раз тогда я перешел в стан "сюрреалистов", потому что это был и для меня самый интересный жанр, и наиболее почитаемый как в Италии, так и в Германии. Потом была перестройка, и меня стали покупать на родине. А потом был спад и продавались только портреты. Но портреты брали всегда, во все времена.

Так что трудно сказать, кто я. Наверное, реалист. Я пишу портреты – зарабатываю на этом деньги, но люди которых я пишу, интересны. Софи Лорен или Путин... Да, мне это приносит дополнительный доход, люди выбирают меня из многочисленных авторов. Посмотрите – только в Москве триста тысяч художников, и стать популярным тут очень сложно.

И.К.: Интересно, как это происходит, что из такого количества только несколько человек достигают успеха?

Н.С.: Я не знаю. Вот сейчас здесь сидел человек, который занимается уникальной работой, он на дереве режет. У него есть целый цех, люди работают, и никто не интересуется, как продвинуть этот товар. Не надо никому. Или вот пришел замечательный карикатурист – не востребован. Приходят письма по электронной почте – помогите, мы повесимся. Мы рисуем не хуже, чем вы. Ну, может это не всегда правда, я тут просматривал работы выпускников художественного вуза – больше четверки никому бы не поставил, в основном, тройки, двойки... Я сам учился не для диплома, а для знаний. Сейчас вот изучаю Тёрнера, пытаюсь вникнуть и делаю в его манере несколько картин...

И все же на слуху – только Глазунов, Шилов, Церетели и я... Не могу даже понять.

И.К.: Вам уютно в такой компании – с Глазуновым и Шиловым?

Н.С.: Меня это не оскорбляет. Глазунову под 80, Шилову за 60. Для меня давно не предел мечтаний иметь галерею, как Шилов, это вообще не проблема. Надо только заняться, я сделаю галерею, причем не буду просить ни у кого, просто куплю и все.

И.К.: А что является пределом мечтаний?

Н.С.: Войти в историю. Для этого надо быть востребованным музеями мира и галереями. Действительно, у меня нет свой школы с учениками, потому что они появляются обычно, когда сам мастер уже не успевает, работы слишком много. Но я как-то не педагог. Все делаю сам, все время что-то изобретаю, техники разные. И мне не хочется делиться секретами.

И.К.: Говорят, что вы особенно любите писать сильных мира сего?

Н.С.: Я не говорю, что дружу с Путиным или с Софи Лорен. Ну да, мы знакомы, у Лорен я останавливался в Швейцарии, куда она сейчас переехала жить. Но я не ищу этой дружбы, многие знаменитости сами хотят со мной познакомиться. Известность идет откуда? Ты должен быть социальным.

И.К.: Вам нравится жить в Москве. А вот эту новую, "лужковскую", вы любите?

Н.С.: Я бы не сказал, что Юрий Михайлович строит новую Москву. Это будет неправильно и оскорбительно. Все сюда приезжают, и всем надо дать жилье. Вот и строят такие дома. Разные стили – это замечательно. Много реставрируется; понятно, что есть жулики, которые пытаются снести памятник и построить что-то другое на его месте, но Лужков в этом не принимает участия. Вот мой дом тоже хотели сломать, и только благодаря жильцам он сохранился. А мэр много строит. Вот легко судить, эти башенки многим не нравятся. Но его выбирают и выбирают – потому что он патриот этого города.. А ругать легко – Михалкова, Церетели...

И.К.: Ну нет, Михалкова ругать труднее, чем Церетели, он все-таки много хороших фильмов снял, а вот Церетели... Извините, вы как художник не можете не понимать, что тут разные вещи.

Н.С.: Я согласен, Михалкова труднее... Но хотят или не хотят критики – такие люди останутся, как Шилов, как Церетели. Те, кто оставили след при жизни. Если основная часть населения воспринимает это – значит так тому и быть. Вот и останется – и кошка-копилка, и Петр, и Чижик-Пыжик. И курчатовская голова Рукавишникова – как и "Черный квадрат". А какие мозаики у Церетели были в Адлере или в том же Ульяновске!

Я вам скажу другое: когда разбирали работы Микеланджело, оказалось, очень много было брака. Но достаточно одного Давида или Сикстинской капеллы, чтобы он остался в истории. И у Церетели были работы, которые останутся в веках.

Что-то и у меня выбросят, конечно.

И.К.: Вы думаете, что все, к чему прикасается модный художник, становится объектом искусства?

Н.С.: Если у него громкое имя – да. Мир так устроен. Рембрандт умер в нищете, потому что вложил все деньги в бизнес, в тюльпаны... А как художник был гением.

Поэтому останется Церетели...

И.К.: Есть ли среди современных мастеров кто-то, кому вы завидуете?

Н.С.: Нет. В основном старым мастерам. Все можно делать, кубизм, сюрреализм – пожалуйста... Но вот писать как Гольбейн или Ван Эйк – нет. Ну, был такой художник Пивоваров – замечательный, уехал в Прагу. Есть многие – встречаешь, а он дворы подметает.

И.К.: То, что вы стали знаменитым художником, решило ваши личные проблемы?

Н.С.: Наоборот, усложнило. Жена разводится, узнав, что у меня деньги есть. Она была так удивлена, что я в России богат. Она получала каждый месяц от меня 3 тысячи долларов и молчала. Года три назад она даже заставила меня подписать брачный контракт, что мы друг к другу финансовых претензий не имеем, чтобы я не претендовал на ее состояние. И это меня сейчас очень выручает! (смеется).

Наверное, есть охотники за знаменитостями, но это всегда видно. Люди часто просят деньги, да. Людям приятно, когда им делают скидку в магазине или ресторане... На таможне особенно приятно, я ведь не всегда летаю через vip. Но иногда считают, что раз ты богат – ты всем должен.