Нелегкий выбор любвеобильной Украины

Принято считать, что Украина вошла в состав России в 1654 году, хотя это далеко не так. Дело даже не в том, что условия присоединения, одобренные Переяславской радой, предусматривали необъятную степень автономии, а в том, что гордые и хитрые малороссы похерили все союзнические обязательства сразу, как только москали помогли отбить польско-литовскую агрессию. В течение последующих 13 лет отношения братских народов развивались по сценарию: мольбы к старшему брату о помощи против шляхтичей, заключение "присоединительного" договора, совместное побитие поляков, расторжение младшим братом указанного договора, новый накат Польши – и новые мольбы о помощи. Каждый раз очередные договоренности об условиях присоединения к России оставляли Украине все меньше и меньше "суверенных прав". Наконец, когда в 1667 году такое присоединение "окончательно" состоялось, о какой-либо автономии речь уже, по сути, не шла.

В XVII веке Украина, оказавшись в клещах между двумя мощными внешними силами, объективно едва ли могла сохранить собственную государственность и вынуждена была делать выбор: католическая Польша либо единоверная Россия. Метания украинских гетманов – то в жесткие объятия Москвы, то в обратную сторону – отражают всю тяжесть подобного выбора. Измена гетмана Мазепы, клявшегося Петру I в своей верности, является таковой лишь с нашей, "москальской" точки зрения: на берегах Днепра его ветреное поведение расценивается несколько иначе.

Спустя почти 350 лет после Переяславской рады ситуация удивительным образом во многом повторяется. Опять Украина очутилась на перекрестке устремлений Запада и России, опять стоит перед нелегким выбором, опять мечется и томится (теперь это называется "многовекторной внешней политикой"). Конечно, "незалежности" как таковой реально ничто не угрожает ("национально-ориентированные" политики в Киеве и во Львове могут отдохнуть от самоэкзальтации – так далеко имперские амбиции Москвы не простираются). Не менее очевидно отличие в том, что соотношение весовых категорий, в которых выступают внешние силы, стремящиеся притянуть Украину каждая в свое лоно, теперь не то, что во времена былые. Но именно на малороссийском направлении Москва может еще потягаться с Западом.

Нет нужды повторять, что без России Украина экономически просто не выживет – даже не "размовляясь" про нефть и газ, вспомним хотя бы непреходящее значение российских просторов как рынка сбыта украинских товаров. Всякий раз, когда в Москве решают чуточку ограничить торговую экспансию своего "стратегического партнера", в Киеве поднимается легкая паника. Связи с Россией нужны уже потому, что без них степень обнищания украинского электората может превысить безопасный для безмятежного существования элиты уровень (имея в виду в том числе прямое значение слова "безмятежный").

Однако внутри самой себя украинская элита всецело ориентирована на Запад. Мало того, что правительственные кабинеты кишат "западенцами" (заметим, кстати, что Галиция, сыгравшая десять лет назад роль "детонатора независимости", впервые вошла в состав Московского государства лишь в 1945 году), примечательно, что финансово-промышленные группировки Восточной Украины на деле не рвутся к тесной экономической интеграции с великорусскими соседями. Не рвутся, потому что боятся. Западные инвесторы им не конкуренты – у тех другой менталитет, они ориентированы на другой уровень прибыли и при этом панически боятся того, что на их языке называется "рисками", а на нашем – возможностью "выловить рыбку в мутной воде". Если же Украина действительно откроется для российского капитала – такого же нахрапистого, как и местный, тоже не страдающего комплексами, но значительно более крупного, – самостийных олигархов просто съедят: выяснится, что они и не олигархи вовсе, а так, бизнесмены средней руки.

Страстное желание "войти в Европу" очень даже понятно. В самом деле, стратегически это единственно возможное направление движения как для Украины, так и для России. И вопрос, в общем-то, не в том, куда будет двигаться Украина, а как – отдаляясь и продолжая противопоставлять себя России либо вместе с нею. Для Запада первый вариант, разумеется, предпочтительней. Крайнее выражение такого подхода – известная формула Бжезинского: "Без Украины Россия уже никогда не будет империей" (читай: никогда не сможет помешать американской гегемонии); но и умеренные западноевропейские политики не очень скрывают стремления застраховаться от возможного усиления Москвы. "Битва за Киев", таким образом, – это не "стенка на стенку" в предчувствии "холодной войны" (как в 1945 году в Ялте, когда разграничивали зоны влияния в послевоенной Европе), а латентное соперничество между почти партнерами, собирающимися в будущем стать почти союзниками, за то, кому в их сложной игре достанется козырная карта.

В этой игре Запад, похоже, допустил одну тактическую ошибку. До недавнего времени "многовекторный" Кучма Запад вполне устраивал. Чего же лучше? – клятвы в дружбе с Россией на словах и прозападная (сплошь и рядом – фактически антироссийская) политика на деле. Однако в какой-то момент западные стратеги, видимо, решили, что все созрело для того, чтобы к власти на Украине пришли совсем уж без промосковской оболочки, стопроцентно "свои". К изменению политической линии Запад подталкивали и перемены в Кремле, новый хозяин которого, в отличие от своего предшественника, исповедует прагматизм, не довольствуясь со стороны киевских властителей одними велеречивыми уверениями в полнейшем почтении и требуя материализации такого рода излияний в конкретную политику.

Конечно, не очень верится в продолжающую бытовать версию о том, что все "дело Гонгадзе" ("кучмагейт") – с самого начала провокация злокозненных заокеанских спецслужб (версия о межолигархических разборках выглядит куда правдоподобней), однако то, что это дело дало старт массированной атаке на режим Кучмы не только внутри самой Украины, но и со стороны Запада (включая скоординированную кампанию в СМИ и разноплановое дипломатическое давление) – факт очевидный. Если раньше все огрехи на пути "демократических и рыночных преобразований" неизменно Киеву прощались, а достижения возвеличивались, то вдруг выяснилось, что никаких достижений нет и в помине, а сам режим – антидемократический и коррумпированный. Можно подумать, что этот режим качественно изменился с тех, например, времен, когда Украину принимали в Совет Европы, из которого в апреле с.г. ее едва не "попросили".

Соблазн одним "стремительным домкратом" решить исход украинской партии в свою пользу был, видать, слишком велик. Тем более что казалось: еще чуть-чуть, еще поднажать, и все будет О.К. – демократия восторжествует. Увы, не сложилось. А в результате выигрышную позицию получила Москва, протянувшая Кучме в его критические дни руку помощи.

Немудрено, что теперь на Западе наблюдается новая смена вех – вернее, возврат к старым, – во всяком случае со стороны Вашингтона. И вот уже министр обороны США Дональд Рамсфельд, посетивший Киев 6 июня, уверяет своих украинских визави в американской "заинтересованности и поддержке тех достижений, которые были вами достигнуты в установлении свободной экономической и политической системы, а также свободы прессы". Каково, а? Впрочем, почему бы немножечко не полицемерить, раз "Украина, ориентированная на Запад, на Европу, на евроатлантические структуры, – все это важно для США и западных стран"?

Так что Кучма может, наверное, перевести дух и отдышаться. А отдышавшись, продолжить свою "многовекторную" политику. Другого ему в общем-то не дано. Между тем, вновь оказавшись волею судеб ареной противоборства внешних сил, Украина имеет счастье извлекать из сего затруднительного положения немалую выгоду: здесь – одно, там – другое; здесь – дармовой газ, там – дешевые кредиты. Незалежность обнаруживает, таким образом, завидную ликвидность.

Известное дело: ласковый теленок двух маток сосет. Только вот российской "матке", кажется, начинает надоедать, что ее то и дело "кидают", как тот Мазепа Петрушу. А аргументы Москвы сейчас, пожалуй, повесомей, чем у западных претендентов на руку и сердце любвеобильной киевской принцессы. Без Запада у Украины нет будущего, а без России – самого что ни на есть настоящего.