Призрак Мосфильма

Я – человек, начисто лишенный чувства патриотизма. Патриотизма национального свойства. "Какая чушь! Сентиментальная чушь из дрянных романов девятнадцатого века. Я привязываюсь к людям, но не к городам", – говорила Марлен Дитрих Максимилиану Шеллу, отвечая на его замечание о подлинной неприкаянности и бездомности космополитов. Я знаю, что для того, чтобы иметь право так говорить, надо быть Марлен Дитрих как минимум. Поэтому скажу по-другому: я привязываюсь к людям, и мне особенно больно всякий раз обнаруживать, как большинство из них за свой патриотизм получают от родного государства пособие по безработице.

Так получилось, большую часть своих школьных лет я провела на киностудии Мосфильм, что нередко становилось предметом зависти моих одноклассников, в чьем сознании, как мне теперь ясно, внешне студия образца начала девяностых все еще оставалась чем-то сверхъестественным и притягательным, этаким бастионом отечественной киноиндустрии.

Мама моя тогда работала заведующей центральным архивом студии, и мое детство в связи с этим населяли самые странные существа: начиная от подшивальщиков пыльных описей, каждая толщиной с Повесть временных лет, старушек мезозойской эры и шизофреников, во время весеннего обострения являвшихся за выписками из личных дел, и заканчивая обитавшим на студии с незапамятных времен тальщиком шестого павильона Иван Андреичем, регулярно забегавшим в хранилище выпить дармового чайку и обсудить последнюю серию "Богатые тоже плачут": "Ну, как думаешь, дасть она ему или не дасть?".

В то время на студии еще теплилась жизнь, хотя уже налицо были все признаки начинающейся предсмертной агонии. В девяностых Мосфильм, как девку на выданье, неоднократно собирались отправить замуж. То за Гусинского, пока тот был объективно выгодным женихом, то за лужковских банкиров, а то даже за Чубайса, выдвинувшего в свое время спасительную идею акционирования студии. И еще за кучу всяких олигархов. Невеста тем временем на глазах превращалась в обветшалого монстра с мрачными ободранными коридорами и разъедающим стены грибком, оставаясь при этом самой большой студией в Европе с шикарной технической базой и уникальными специалистами среднего звена. "Кризис кинематографа" в ту пору благодаря СМИ стал общим местом, и жалкий вид Мосфильма был только лишним тому свидетельством: фото- и видеорепортажи со студии того периода походили на кадры из "Сталкера". Одним из моих самых основательных эстетических потрясений в девятилетнем возрасте был туалет на четвертом этаже второго корпуса, хотя, думаю, в ту пору на всей территории нашего государства таких туалетов было не перечесть.

Но ничто – абсолютно ничто – не могло надломить патриотических чувств того самого "среднего звена", которое Мосфильм, к слову, в годы перестройки своими "столами заказов" в буквальном смысле спасал от голода. Мосфильмовский "стол заказов" был чем-то вроде подпольного рога изобилия, где в эпоху пустых прилавков можно было купить конфеты "Мишка" и импортный шампунь с кокосовым ароматом. И бухгалтерия, и отдел кадров, и технический персонал, и вся творческая интеллигенция на протяжении нескольких лет стояли на студии в одной и той же очереди и покупали одинаковые консервы.

Кордон мосфильмовской проходной в те годы я преодолевала с той легкостью, которая доступна лишь агентам спецслужб и детям. "Моя мама работает в архиве, во втором блоке, – пищал в бюро пропусков метр с кепкой, остановившись у металлической вертушки. – Можно пройти?". Охранник в ватнике, расплываясь в умилительной улыбке, утвердительно кивал головой, и метр, то и дело подпрыгивая под неподъемным рюкзаком с учебниками, победоносно шагал по пустынным коридорам второго блока, того, что смотрит фасадом на Мосфильмовскую улицу, самостоятельно садился в лифт и поднимался на пятый этаж.

В архив за всевозможными справками приходили бабушки, тащили банки с вареньем, "повышающим гамаглобин", сливочное масло, пачки с творогом, крупу... И еще заглядывали уже упомянутые выше шизофреники. Они, правда, приносили только неприятности. Один, Николаев, с безумными глазами, ходил на протяжении нескольких лет. Сначала ему нужна была справка, что его мама работала на студии. Потом – что папа. "Как фамилия папы?" – спрашивала моя мама. "Да вот, хотя бы Разумовский..." – невнятно мямлил посетитель. Через некоторое время Николаеву потребовалась справка, что женщина, работавшая когда-то давно на Мосфильме, была его мамой. Все эти сведения были ему необходимы для поездки в Австралию, которая, по его проверенным данным, с вертолетов снимала про всех фильм. Замечу, что своими догадками относительно нечистых замыслов Австралии шизофреник делился с женским коллективом из двух взрослых человек и ребенка в одном из самых глухих тупиков студии, коим является помещение архива. А еще один "клиент" – и того хлеще – прямо с порога заявил, что знает только два учреждения: Мосфильм и Институт им. Сербского.

За вредность работникам архива полагалось молоко, которое, впрочем, не помешало моей маме нажить себе за без малого пять лет работы в допотопном хранилище с трухлявыми картонными коробками самую натуральную хроническую астму. Единственной отрадой были редкие визиты актеров и режиссеров, которым тоже иногда приходилось обращаться за всякого рода документами, и обеденные походы в столовую – этакий гастрономический аттракцион, который в ту пору славился нарезанными из прочного серого картона салфетками, разбавленным из водопровода компотом и супом из тараканов. Кушать в буржуазном буфете "Софит" за соседней дверью могли позволить себе только Рокфеллеры, что, впрочем, было сомнительным преимуществом, если учесть, что буфет и столовая имели общую кухню.

На пятом этаже второго корпуса располагается не только архив. Одна из трех железных дверей узкого лестничного пролета – вход на колосники шестого павильона студии. В те дни, когда в павильоне велись съемки, с двери снимали амбарный замок и из черной дыры сразу за порогом дул теплый ветер и гремел мегафон. Перевесившись через бортики колосников, я наблюдала сначала за тем, как Грымов снимал свои исторические полотна для банка "Империал", а потом ОРТ – бесконечные "Песни о главном". Уже тогда Мосфильм большей частью предоставлял услуги технической базы другим студиям, а сам с кинопроизводством терял всякую связь. Примерно с середины девяностых производственные задания студии представляли собой долгий перечень разношерстных коммерческих кино- и видеоорганизаций. В качестве примечания: сегодня о возрождении Мосфильма пишут пылкие статьи, но ни одна из них почему-то не уточняет, что перемены к лучшему до сих пор касаются только технической базы концерна, а вот как киностудия Мосфильм на сегодняшний день абсолютно неконкурентоспособен. За последние два года, к примеру, студия выпустила всего два фильма: "Яды" Карена Шахназарова, и картину молодого режиссера Лебедева "Звезда", премьера которой состоялась в этом году накануне 9 мая. Фильмы, безусловно, достойные, но их количество – не самый радужный показатель.

Сегодня студия очень любит своего нового директора – Карена Шахназарова. Он отремонтировал производственные корпуса, оборудовал актерские комнаты: теперь там есть костюмерные, гримерки с туалетом и душем и модные видеосистемы. Освободил третий павильон от склада чая. Пустил в знаменитый пырьевский пруд воду и поставил на берег глиняную уточку. И много еще чего сделал доброго. К примеру, совсем недавно Карен Георгиевич совершил рейд по мосфильмовским туалетам и остался доволен их состоянием: теперь во всех сортирах главной кинофабрики страны есть бумага и жидкое мыло.

А еще директор установил кое-где на территории студии специальные камеры, следящие за тем, не опаздывают ли мосфильмовцы на свои рабочие места. Информация о нарушителях немедленно поступает к начальству, а начальство, в свою очередь, принимает меры. Это очень эффективный способ борьбы с тунеядцами, известный, к слову, еще дореволюционной России. Почти такой же эффективный, как серия массовых увольнений и сокращений, которая сегодня для "работников среднего звена" является сигналом надвигающегося процесса приватизации Мосфильма, в котором им, увы, не доведется поучаствовать. Шахназаров явно задумал во что бы то ни стало оградить студию от грозящего ей тоскливого девичества, тем более что через два года ей стукнет 80 лет и всем хотелось бы отметить юбилей достойно – свадьбой. Подготовка к акционированию идет полным ходом: государству останется только Фильмофонд, все остальное – недвижимость, цеха – перейдет в частные руки. В чьи – пока не ясно. Известно только, что в структуру ФГУП "Киноконцерн Мосфильм" уже сейчас возвращаются все ООО, ЗАО и прочие организации, которые до этого были самостоятельными творческими или техническими объединениями. Невыгодно акционирование только пресловутому "среднему звену": как и при любом масштабном переделе собственности, именно эта категория служащих устраивает переизбыток штатных единиц и потому первой попадает в "черный список". Пока осветители, монтажники, инженеры и архивариусы каждый день к 9:30 исправно приходят на работу и расписываются в учетном журнале. Но каждый знает, что не сегодня-завтра выйдет приказ об их сокращении и ни выслуга лет, ни любовь к родной студии, ни профессионализм не сохранят за ними прежнего места...

Наверное, призрак Иван Андреича, шаркая и покрякивая, вместе с остальными в то же самое время по утрам начинает дозорный обход колосников шестого павильона. Пока писала эту статью, узнала, что он умер две недели назад.