"Душа божья, тело государево, спина барская"

Если верить Советскому энциклопедическому словарю 1980 г. выпуска, Владимир Даль является "русским писателем, лексикографом и этнографом, удостоенным в 1863 г. звания почетного академика Петербургской академии наук". Разберемся сначала с "русским писателем". Сам Даль признавался с подкупающей искренностью: "С грамматикой я искони был в разладе, не умея применять ее к нашему языку и чуждаясь ее не столько по рассудку, сколько по какому-то темному чувству, чтобы она не сбила с толку". О его беллетристике современники и потомки отзывались безо всякой похвалы: "Нарочитое щегольство Даля знанием русского народного языка, не знавшее меры насыщение произведений, в особенности сказок, прибаутками, присловьями, пословицами и поговорками, диалектизмами порой утомляют читателя. Повести и романы Даля большей частью весьма слабы в композиционном отношении, автору недостает юмора и подлинно художественного вкуса". Белинский в 1845 г. написал про Даля, что "после Гоголя это до сих пор решительно первый талант в русской литературе". Казалось бы, этого отзыва должно было хватить, чтобы раз и навсегда внести работы Даля в перечень обязательных к изучению по школьной программе. Но – не внесли. (Однако одна из написанных им сказок знакома каждому из нас с пеленок – это "Курочка Ряба".) То есть писателем, строго говоря, Даль не был. Тогда кем?

"Я любил отчизну свою и принес ей должную мною крупицу по силам", – писал этот человек, в котором на самом деле не было ни капли русской крови. Отец будущего этнографа Jochan Christian von Dahl был выписан Екатериной Второй в Петербург с богословского факультета в Германии на должность библиотекаря, потом сменил профессию и устроился лекарем горного ведомства в Луганске, где создал первый лазарет для работных людей и дотошно составлял рапорты о борьбе с бытовой антисанитарией, нищетой и распространением инфекционных болезней. Дел на новом месте оказалось столько, что он осел в стране навсегда, женившись на Марии Фрейтаг, дочери немца и беглой французской гугенотки.

Тринадцати лет Володя Даль был определен в Петербургский морской кадетский корпус. В 1817 году во время учебного плавания он очутился в Копенгагене. А по возращении домой написал: "Когда я плыл к берегам Дании, меня сильно занимало то, что я увижу отечество своих предков, мое отечество. Ступив на берег Дании, я на первых же порах окончательно убедился, что отечество мое Россия, что у меня нет ничего общего с отчизною моих предков". Однако призвания к службе во флоте у потомка викингов не было, хотя оставил он ее не сразу. Осенью 1823 г. остряк Даль сочинил эпиграмму, задевающую командующего Черноморским флотом, за что был отправлен на полгода под арест. Когда суд все же оправдал его, мичман Даль сначала перевелся из Николаева в Кронштадт, но вскоре подал рапорт об окончательном увольнении.

В тот переломный момент своей судьбы и карьеры Владимир имел долгую беседу с отцом, и Иван Матвеевич (такое имя получил датчанин в 1799 году как бесплатное приложение к русскому подданству) поведал сыну такую историю. Мол, однажды некий писарь, трудившийся над очередным приказом о производстве младших чинов в следующие, выводя слова "прапорщики ж такие-то в подпоручики", умудрился перенести на новую строчку "киж", да еще и начал ее с заглавной буквы. Император, подмахивая указ почти не глядя, все же зацепился глазом за необычную фамилию и, не запомнив толком чем она славна, на следующих же день произвел писарскую кляксу в капитаны. Дело дошло до того, что Киже уже и генеральские погоны заулыбались, но тут военные чины докопались до канцелярской описки. А его величеству пришлось доложить, что заслуженный ветеран скоропостижно скончался... Потом Владимир Даль вставил эту историю в свои "Рассказы о временах Павла Первого".

А пока он избрал себе предназначение исключительно мирное и поступил на медицинский факультет Дерптского университета. Целых два года на чужбине ему пришлось ютиться на пыльном чердаке, зарабатывая на жизнь уроками русского языка. Однокашниками будущего врача были выдающийся русский хирург Пирогов и терапевт Сокольский. Диссертацию на соискание докторской степени Даль защитил, изложив "наблюдения по успешной трепанации черепа и скрытых изъязвлениях почек". Богатая практика не заставила себя ждать: молодому ординатору пришлось снова надеть военную форму и отправиться по палаточным госпиталям.

"Турки падают как чурки, а наши, слава богу, стоят без головы". Во время Русско-турецкой войны 1828-29 гг. ему нередко приходилось слышать такие солдатские прибаутки, а еще – видеть тысячи раненых, резать, вынимать пули, перевязывать... В польскую кампанию он умудрился отличиться еще и как стратег – пригодилась кадетская выучка и служба на флоте. Руководил возведением моста через Вислу, а потом и его уничтожением, что спасло от гибели большой русский отряд, а самому Далю принесло почти одновременно Владимирский крест с бантом от императора и выговор от собственного начальства за неисполнение прямых обязанностей. Однако куда более страшными врагами, чем турки, поляки и бестолковые царские генералы, были чума и холера... Уже награжденный орденами и медалями за спасение жизней на фронте и подавление эпидемии холеры в Каменец-Подольске, Владимир Даль вернулся в столицу и довольно быстро стал там медицинской знаменитостью, снискав славу как хирург-офтальмолог.

И вот тут появился на свет Казак Луганский, заговоривший на том самом простом языке, каким со спасителем лекарем общались на войне солдаты, сестры милосердия и знахари, снабжавшие его начальными знаниями о травах, пригодившихся для будущих обобщений в гомеопатии. Этим псевдонимом Даль подписал и свою первую повесть "Цыганка" в "Московском телеграфе", и многие медицинские статьи, форма подачи материала в которых была рассчитана вовсе не коллег по скальпелю. Эта популяризация ему еще с рук сошла. Зато "русские сказки из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные" все тем же Казаком Луганским по приказу главы жандармского управления Мордвинова в 1832 г. из печати были изъяты под предлогом того, что написанная там сатира на власти "низшие классы купцов, солдат и прислугу смутить может". Однако военному врачу было далеко до лавров Радищева, и его не только быстро освободили из-под ареста, но и принесли извинения. А книгу свою он все-таки сумел сохранить для истории – один из рукописных экземпляров Даль подарил Пушкину, уговорившему автора ни в коем случае не отказываться от оригинального хобби собирательства фольклора.

Довольно скоро после получения этого нового жизненного опыта чиновничий сюртук стал Далю хорошим щитом для продолжения любимого занятия. Теперь уже чиновник для особых поручений при военном губернаторе Оренбурга продолжал собирать народные были и небылицы без всякой академической системы. Только этим можно объяснить, что в "Русские пословицы" невесть как затесалось высказывание Юлия Цезаря "пришел, увидел, победил". Иными словами, Даль записывал все подряд, что удавалось услышать, кочуя по стране. "Во всю жизнь свою я искал случая поездить по Руси, знакомиться с бытом народа, почитая его за ядро и корень, а высшие сословия за цвет или плесень... Когда я на пути в Николаев записал дикое тогда для меня слово "замолаживает" – и убедился вскоре, что русского языка мы не знаем, – я не пропустил дня, чтобы не записать речь, слово, оборот на пополнение своих запасов". По этому поводу известен вот какой анекдот: "Подмолаживает, однако!" – сказал ямщик, глядя в синеющее небо. Поручик Даль поудобнее устроился в санях и достал записную книжку: "Подмолаживает (тульск. губерн.) – быстро холодает". "Потолопиться бы нам надо, балин, а-то замелзнем!" – продолжил тем временем ямщик".

Исполнявший со старательностью данные ему поручения, Владимир Даль известен еще и как автор "Заметки о грамотности", где доказывал на основе своих опытов, что обучение крестьян чтению и письму "без всякого умственного и нравственного образования почти всегда доходит до худа". В 1844 г. из-под его пера по указанию министра внутренних дел Перовского вышли резкие статьи о сектантстве и неправославных исповеданиях. Самая острая – "Разыскание об убиении евреями христианских младенцев" – содержит описание 134 случаев убийств на религиозной почве (от 1146 г. в Англии до Житомира, где в 1753 г. пострадал от фанатиков хасидов трехлетний младенец, которому заживо выпустили кровь). Однако эта статья вряд ли могла бы пригодиться организаторам погромов, поскольку Даль добросовестно отметил, что "обряд этот не только не принадлежит всем евреям вообще, но даже, без всякого сомнения, весьма немногим известен. Он существует только в секте".

Объективность, свойственная врачу, которые собирал мудрость народную почти как компоненты для своих гомеопатических препаратов, вышла Далю боком в другом – в его отношениях с церковниками. "Глас шестый, поднимай руку на игумена, на безумена (семинарск.)" – записал он в сборнике. И тем изрядно разочаровал протоиерея-академика Кочетова, который отдал должное "труду огромному, чуждому отбора и порядка", но возмутился тем, что нашел в нем места, "способные оскорбить религиозные чувства читателей". Вообще-то, ответить было бы проще всего пословицей – неча на зеркало пенять. Но и точка. Потому что Даль только отразил в своем собрании без всякой цензуры все, что народ говорил во всамделишной жизни, народное отношение к действительности. В том числе и церковной. Ну а самому собирателю не было нужды перед кем-то отчитываться или принимать благословение, тем более что православие он, лютеранин, принял лишь осенью 1871 г., примерно за год до своей кончины...

Без этого увлеченного и разностороннего человека золото мудрости народной так и осталось бы песком, рассыпанным в меняющемся языке. "Всегда нам в укор будет то, что одиночка Даль свершил труд, равный труду десятилетий иного гуманитарного института с его могучим коллективом и современными средствами науки и техники". За полвека он объяснил и снабдил примерами 200 тысяч слов, собрал более 37 тысяч пословиц и поговорок. Даже если 10% из них не чисто русские, это впечатляет. А еще больше – то, что без русского датчанина Даля мы бы вряд ли смогли понять, насколько на самом деле велик и богат наш родной язык.