Вопросы веры

Проект художественного оптимизма "Верю", открывшийся в новом Центре современного искусства "Винзавод", наглядно, а кроме того, тактильно показал: современное искусство не просто не оторвано от традиций, истории и культурной памяти, а прямо-таки укоренено в них. В самом буквальном смысле. Если на I Московской биеннале с выставочными объектами своей исторической харизмой делился Исторический музей (бывш. Музей Ленина), то "Верю", проходящий в рамках II Московской биеннале, пропитан очарованием стен заброшенного, облупившегося и промозглого винного погреба. Произведения, включающие живопись, фотографии, инсталляции и видеоарт, оккупировали 2 тыс. квадратных метров старинного ледника. Памятник архитектуры особенного сопротивления не оказал.

На самом деле большинство объектов были созданы специально для этого пространства. Правда, когда проект только задумывался, размах предполагался совсем иной. Олег Кулик, вспомнив свое кураторское прошлое и озаботившись позитивными ценностями современного российского искусства, привыкшего к протестам и диссидентству, лаконично сформулировал тему – "Верю". Семь актуальных художников должны были кратко пояснить общественности свое понимание тайны бытия и одновременно тайны собственного творчества на небольшой выставке в ММСИ на Петровке. Но в ходе подготовки обнаружилось, что у бытия и творчества тайн слишком много, и как они поместятся в ММСИ – решительно не понятно. К тому же подоспело открытие "Винзавода", намеренного сосредоточить в себе московскую арт-жизнь (в скором времени сюда должны переехать многие галереи, в том числе "XL", "Айдан", "Риджина" и "Галерея Гельмана"). В результате участники, количество которых увеличилось почти в 10 раз, в течение года обживали винный подвал, заодно размышляя на регулярных творческих встречах о "взаимодействии искусства и тех интимных, сакральных переживаний, которые дают человеку силы жить и быть художником". Возникала даже идея анонимной экспозиции, в которой в отсутствие подписей и названий предъявлялись бы коллективно найденные ценности творчества в их чистом виде. Но соборность, оставшаяся на концептуальном уровне, реализовалась все же в частных авторских проектах.

Материализуя свои религиозные чувства в минимальной близости друг от друга, художники тем не менее проявляют совершенно разные стратегии. Одни углубляются в собственную биографию, создавая объекты, максимально полно отражающие принципы и методы их работы. Например, Валерий Кошляков, специализирующийся на ностальгии и образах безвозвратно ушедшего прошлого, делает из картона, пенопласта и фольги троллейбус-фантом с неясными силуэтами пассажиров и церковным куполом, прорастающим прямо из крыши. Ольга Чернышева, легко усматривающая в повседневности метафизические символы, в темном закутке подвала пускает на нескольких экранах изображения окон, снятых с улицы, превращая зрителя в свидетеля непрерывного течения жизни. Константин Худяков, преклоняющийся перед ренессансным сочетанием гениальности и возможностью эту гениальность реализовать, показывает то страшное состояние уже не жизни, но еще не смерти, которое для краткости можно обозначить комой. Под кодовым названием "Не верю!" он выставляет на столе, накрытом белой простыней, видеоизображение лица. Под жуткий звук ровного дыхания лицо то наполняется жизненными соками – набухают вены, прорезаются морщины, проясняется взгляд, то стремительно и смертельно белеет, превращаясь в посмертную маску.

Другие художники, напротив, неожиданно освобождаются от штампов и предсказуемости, которые навязывает история их творчества. Так, Александр Виноградов и Владимир Дубосарский (с помощью реставратора Александра Горматюка) показывают, что их таланты не ограничиваются производством неосоцреалистической живописи. На свои собственные деньги они восстанавливают фреску XVIII в. из затопленного в 1930-е годы ярославского храма. Правда, оригинал из-за температурных условий будет выставлен только 2 марта, в день открытия биеннале. А "Синие Носы", отказавшись от привычных фото- и видиогэгов, являют вдруг в инсталляции "Плачет" религиозную метафору. В красной подсветке с потолка в бочку безнадежно и бесконечно падают капли воды, пенясь на поверхности, но так никогда ее и не заполняя.

Наконец, в проекте "Верю" можно найти просто, безотносительно всяких стратегий, чрезвычайно приятные произведения. Например, "Тьма" Андрея Монастырского, основанная на впечатлениях детства. В темной комнате из деревянного помоста вылезает труба. Время от времени – когда именно, предсказать невозможно – загорается яркий свет; тогда, приблизившись и заглянувши внутрь трубы, становится понятно, что в ней нет ничего, кроме темноты. Более точный символ веры придумать сложно. Или, скажем, Star of the scene Али Есипович, где в отгороженном помещении воспроизведена обстановка жилой комнаты. Старомодные шкафы, буфет, телевизор, ковер, а на стенах – черно-белые фотографии постаревших мужчин и женщин в актерских позах, пытающихся вызвать из небытия свое прошлое. Трудно вообразить более печальный символ веры.

Но все же кажется, что, несмотря на масштабность, на выставке представлены не все заметные российские актуальные художники. Например, на ней нет работ Олега Кулика. Впрочем, помня о том, что именно он является куратором, вероятно, весь проект "Верю" можно рассматривать в качестве авторского произведения художника, трогательно и искренне убежденного, что современное искусства достойно того, чтобы в него верить. Похоже, что это убеждение, кажущееся отчасти перформансом, а отчасти глубоким сакральным переживанием, и есть главный выставочный объект.