Курс рубля
- ЦБ РФ выступил с важным объявлением о курсе доллара и евро
- Аналитик Антонов назвал предел падения рубля в 2024 году
- Что будет с долларом: бежать в обменники сломя голову рано
|
Четыре года, прошедшие с того момента, когда малоизвестный в стране Владимир Путин стал официальным наследником высшей государственной власти, прошли в спорах о феномене этого человека. Итоги его деятельности на президентском посту подводятся регулярно – был бы повод. Но чем больше обсуждений, тем меньше уверенности в их эффективности. Все чаще политологи призывают разводить понятия "эффективный президент" и "эффективное государство" – по разным причинам в России из одного другое автоматически не следует. Византийские традиции и разновеликий политический ландшафт нашего государства не позволяют с уверенностью говорить о каком-то общем знаменателе. Раньше все дружно предлагали не сравнивать Москву с остальной Россией, а Садовое кольцо – со всей Москвой. Сегодня многие уже осознали, что поправки на уникальность требуются каждому из субъектов Федерации. По этой причине всякие разговоры о "тенденциях" сродни средней температуре по больнице – во всяком случае, в них столько же здравого смысла.
Путин во власти, бесспорно, интересен, потому что при нем, как и до него, власть – это коллективное творчество кланов и группировок, сменивших шинели и прописку, но оставшихся верными прежней тактике: контролировать все, что хотя бы отдаленно напоминает ресурс. Владимир Путин, пришедший в Кремль как человек "порядка" (а для кого-то – как "сильная рука"), лишь частично оправдал возложенные на него надежды (или страхи). Парадоксальным образом он оказался недостаточно крутым правителем для той части электората, которая призывала покончить с бардаком ельцинского периода, и недостаточно продвинутым либералом, на которого возлагалась задача обеспечить России прорыв в XXI век. Четыре года Путин играл роль гаранта стабильности, но стабильности странной. Он стоял над схваткой – не политической, где левый спорит с правым за бюджетные цифры, а сугубо межклановой. Условные "семейные" и условные "питерские" противостояли друг другу буквально на всех уровнях власти. И застарелость этого соперничества, сегодня не прекратившегося, а лишь усилившегося (взять хотя бы поход на выборы двух "партий власти" – "Единой России" и "Народной партии"), напрямую ударяет по авторитету президента, которого обвиняют в неспособности навести порядок. Можно, конечно, сказать, что обыватель не делает особой разницы между Волошиным и Ивановым. Однако история с "оборотнями" и "дело "ЮКОСа" и безо всяких там "наездов" демократов показали, как мало поменялось что-то во власти с ельцинских времен. При том, что запрос общества на борьбу с коррупцией и со всесилием "олигархов" действительно высок, немногие считают арест МУРовцев и травлю "ЮКОСа" частью этого процесса, а не сведением счетов в форме "торжества закона".
Успех Владимиру Путину сопутствует там, где набранные им люди полностью или в основном разделяют его критерии и подходы. В первую очередь, это проявляется в международной политике и по вопросу о войне в Чечне. Для страны, растерявшей к концу 90-х остаток былого уважения, сегодняшняя путинская Россия достигла максимума возможного. Недавнее признание Соединенными Штатами Шамиля Басаева международным террористом при Ельцине даже после событий 11 сентября вряд ли бы состоялось. Россию снова начали уважать; с Россией считаются ровно в той степени, с какой с ней вообще можно считаться. И это немало. Однако российский МИД по-прежнему остается громоздкой и неэффективной структурой, а президент не только формирует внешнюю политику, но и, по сути, сам ее проводит... Что касается Чечни, то здесь консолидация вокруг Путина возникла, прежде всего, потому, что внятного выхода не может предложить никто – ни военные, ни "миротворцы". И потому мир "сверху", через вымученный референдум и скорые выборы главы республики – это тот случай, когда действовать хоть как-то лучше, чем не действовать вовсе.
Во всех остальных областях функционирования государственного механизма признаки прогресса имеют форму симптомов, и только. На речи об экономической стабильности живо откликаются чиновники из Госкомстата и Минфина, но не рядовые граждане России. Во многих регионах сегодня реже, чем при Ельцине, задерживают заработную плату, однако это завоевание мизерно на фоне кричащих цифр прожиточного минимума. Но хуже всего, что за четыре года так и не началась масштабная структурная перестройка экономики. Высокие мировые цены на нефть позволили Центробанку накопить солидный жирок. Однако никто не озаботился тем, как с умом потратить эти средства до того, как они будут проедены очередным кризисом. Это досадное "недоразумение", тормозящее экономику, бросает тень на все благие начинания президента. В то время как он призывает граждан любить Родину, Родине нечем выразить ответное чувство. В этой ситуации эффект Путина – умного, образованного и энергичного руководителя – ослабевает.
Одно из главных поражений нынешнего президента – неумение договориться с крупным бизнесом. Приход Путина к власти в 1999 г. был посылом к т.н. "амнистии по преемственности": что было – то прошло, дальше – игра по правилам. Ни "олигархи", ни президентская сторона условий договора не выполнили. "Денежные мешки" попытались влиять на политику легально, однако для достижения все той же цели: стать еще богаче. Президент (или его люди) стали выборочно "гнобить" "олигархов", мало-помалу превратив единичный случай расправы с Гусинским в планомерную атаку на российские ряды участников хит-парада самых богатых из журнала "Форбс". Замаячил призрак передела собственности, при котором разговорами о "стабильности" можно себя только тешить. При этом малому и среднему бизнесу легче дышать не стало: речи о чрезмерных функциях бюрократии взяток и завала бумажек не отменили.
"Вертикаль власти", о которой с таким упоением говорили, не стала каркасом государственности. Обстоятельства, связанные с избранием губернатора Красноярского края, показали, насколько беспомощен институт тех же полпредов. Плюсом можно назвать лишь приведение в соответствие с Конституцией страны законов некоторых субъектов Федерации, вроде Татарстана и Башкортостана. Однако к "вертикали власти" это имеет малое касательство: полномочия судов, включая Конституционный, было бы вполне достаточно. В результате, вряд ли в России найдется много людей, могущих рассказать, чем именно на своих рабочих местах занимаются полпреды и весь приписанный к ним штат чиновников округа. Про некоторых глав регионов известно хотя бы то, что они воруют; про этих же – ничего.
Самым наглядным показателем неубедительности позитивных сдвигов за эти годы стала популярность КПРФ. Расколовшаяся, не желающая реформироваться, закосневшая в своих постулатах партия должна была бы пойти прахом под все возрастающем давлением со стороны "государственников", пришедших к власти 4 года назад. Этого не случилось, и, судя по всему, коммунисты на предстоящих выборах на равных будут оспаривать у "Единой России" право доминировать в следующей Думе. О чем это говорит? Конечно же, не о том, что в КПРФ народ видит надежду на избавление. Просто наши граждане четко разделяют самого Путина и тех, кто его окружает и кому они не склонны верить. В представлениях людей президент все еще остается человеком, способным на многое, которого, однако, "бояре" не пущают это многое сделать. Поэтому у Путина – кандидата в президенты соперников нет, а у его соратников из "Единой России" – пруд пруди.
Позитивные ожидания в отношении Путина еще не сошли на нет. В обществе культивируется очередной сюжет: будут новые выборы – будут и новые деяния, более последовательные, более решительные, более эффективные. Это возможно, но только в том случае, если власть в целом и президент в частности возьмут на себя подлинную, а не декларативную ответственность за страну. Мерилом успеха должен наконец стать не лукавый рейтинг, а благосостояние тех, в чьи слуги власть набивается раз в четыре года.
В Киеве уверяют, что Москва продумала несколько сценариев будущего