Неравный брак Аллы Борисовны и Владимира Владимировича

В МХТ поженили самую культовую фигуру советских времен с самой культовой фигурой российских. Неравный брак совка и нищих девяностых – прямой путь в убогие двухтысячные в постановке Серебренникова "Лес"


Фото: novayagazeta.ru



23 декабря в Московском Художественном состоялась премьера: "Лес" Островского в постановке КС-2 – звезды радикальной режиссуры Кирилла Серебренникова. Почему КС-2? Основатель МХАТа потому что носил те же инициалы.

До премьеры про спектакль было известно немного, почти ничего. Только как выглядят сценография и актерский состав. Известно, что Серебренников продолжает свою линию постановок классической драматургии – как и "Мещане", прошлая его постановка, "Лес" целиком выдержан в советско-шестидесятнических тонах. Огромные комнаты с деревянными панельными стенами, шикарные люстры, бабки, пионеры и детский хор. Остальное – молчание. Приготовления к премьере шли в обстановке строгой секретности.

Секретности, которая сигнальным флажком сообщает: премьера в МХТ либо скандальна, либо плоха. Могу раскрыть карты сразу – новый спектакль Серебренникова скандален. Настолько, насколько это может быть неожиданно для Островского в стиле ретро на сцене совсем еще недавно академического театра. Настолько, насколько закос под шестидесятые может оказаться ударом в лицо современной действительности. Которая так, вроде бы, далека от советских реалий и регалий.

Комедия Островского "Лес" – штука вообще непростая. Сюжет незамысловат: стареющая помещица, вдова Раиса Павловна Гурмыжская распродает оставшийся от мужа лес, строит из себя саму добродетель, имеет на шее нищую племянницу, далекого племянника, которого почитает офицером, но он на самом деле странствующий актер, и хорошенького молодого повесу, седьмую воду на киселе, Алексиса Буланова. В результате нехитрых действий племянницу сбывает с рук, племянника выгоняет из дому, а за молодого Буланова выходит замуж, отдавая ему всю себя с поместьем и капиталом. Все вместе, изображенное на сцене в достойном виде, должно обозначать дикость современных нравов и потерю достоинств, а именно – "Лес".

В списке действующий лиц – актеры Геннадий Несчастливцев (собственно, теткин племянник, актер трагический) и Аркадий Несчастливцев (актер комический), две маски, смеющаяся и плачущая, как вечный символ театра, придающие комедии масштаб почти шекспировский. Быть может, вся эта театральная саморефлексия и не позволила "Лесу" затеряться на задворках искусства: помимо всегда актуального обличительного пафоса, в нем содержалось необходимое количество всегда свежих кунштюков и фокусов, актерские упражнения на патетические монологи и комические фокусы, всегда востребованные публикой всех театров мира.

К этой – фокуснической – стороне действа режиссер вовсе не остается равнодушным, что подчеркивает выбор актеров: Счастливцева играет Авангард Леонтьев, Несчастливцева – очень любимый Серебренниковым большой актер Дмитрий Назаров. Фокусов, или, как их принято сейчас называть, гэгов в постановке хоть отбавляй. Из советской темы выжимается все, что только можно: и пионерский галстучек на шее совсем уж молодого Буланова (Юрий Чурсин), и мелочи быта вроде громоздкого радио, и невероятные построения декораций. Сценография, монументальный шедевр Николая Симонова, вообще закручена лихо: на сцене влегкую выстраивается и зал ожидания провинциального вокзала с проносящимися за окном поездами, и детская площадка в парке, и огромная советская гостиная с видом на жилые комнаты, и даже есть сам лес – открывающийся задником с репродукцией осеннего леса, разом напоминающим столь почему-то любимые в народе фотообои, какие, к примеру, вплоть до моего 5-го или 6-го класса украшали вестибюль школы для детей железнодорожников, в которой я имела несчастье учиться.

Пиршества стиля, хоры девочек и мальчиков, шестидесятнические сабо, Петя Восьмибратов (Олег Мазуров), играющий в парке на гитаре "Здесь лапы у елей дрожат на ветру" и прочая – это все для глянца. Не всегда безупречные в плане чисто театральном, актеры будто позируют фотографам и только заигрывают со зрителем, подготавливая его к неизбежному финалу. День длится больше века – спектакль идет все четыре часа. Гэги утомляют, не начиная радовать. Но вот – "в летнем парке музыка играет" – спектакль подбирается к финалу. Там, в летнем парке, на прогулке, на вечном насесте всех влюбленных парочек – детской площадке – помещица Гурмыжская (Наталья Тенякова) признается в любви юному Алексису. К этому моменту и манерами, и костюмами, и говором она карикатурно но однозачно напоминает Аллу Борисовну Пугачеву. По залу нервный смешок – диву трогать грязными руками нельзя. Дива тем временем с безупречной точностью падает в объятия своего пионерского галстука. Финал отодвигается, финал еще не здесь.

Финал – пару действий спустя, в сцене предсвадебного пира. Вчерашний пионер выходит на помолвку в черном строгом костюме, хозяйски отдает распоряжения, выходит к микрофону на авансцене. И пока он, невысокий, щупленький, совсем молоденький, пробирается к микрофону, и когда встает, очень характерно складывая руки спереди, и еще более характерно говорит отрывистыми, рублеными фразами, и хор девочек на заднем плане поет "Беловежскую пущу", – тогда его невозможно не узнать, он слишком похож на одного руководителя одной очень большой страны, где леса – бескрайние гектары, бедных стран-племянниц – штук 50, а порядка и справедливости как не было, так и нет.

Если вы спросите меня, ради чего Серебренников ставил "Лес", то – наверное только ради этого, отвечу я: поженить самую культовую фигуру советских времен с самой культовой фигурой российских. Вот они, за праздничным столом, народные герои современности – Алла Борисовна и Владимир Владимирович. Неравный брак совка и нищих девяностых – прямой путь в убогие двухтысячные. И не зря режиссер три часа демонстрирует зрителю совок в чистом виде, зрелище, надо сказать, ни для кого не ностальгическое – чтобы потом с размаху ткнуть зрителя носом в эту кучку и показать, что вот он совок и есть, что никуда не делся. Но, почти обгоняя закрывающийся занавес, племянница Аксюша бросает тетке под ноги погребальный венок, и та в ужасе застывает перед ним. Белые кладбищенские розы останутся на сцене, как напоминание о том, что все можно похоронить. Даже лес.

Выбор читателей