Элеонора Федосеева: Страшно вспомнить, как мы жили, что ели

Элеонора Федосеева: Когда война началась, мне было 13 лет, совсем еще девчонка. Я не понимала, что такое война. Да и никто не понимал. Мы осознали, что это серьезно, только когда на площадку на Каменном острове, где мы жили и где я с ребятами играла в лапту, поставили зенитку. От первого же ее залпа в домах вылетели все стекла, а у нас уцелело одно – на кухне. Так наша семья до марта 1942 г. и ютилась на кухне.

"Yтро": Семья – это ваши мама, папа?

Э.Ф.: Мы жили с сестрой Тамарой и мамой. Папа с начала войны был в народном ополчении, а потом его перевели преподавать в Ленинградское артиллерийское училище. В августе училище отправили в город Энгельс. Папа думал, что как только он там устроится, мы сразу переедем к нему, но мы не успели – 8 сентября началась блокада.

Сестра была младше меня на два года, ей было всего 11 лет. Она умерла по дороге в Энгельс. В пути нас кормили чуть-чуть, чтобы мы не умерли от переедания. Но многие все равно не выдержали.

"Y": Отец пытался вам что-нибудь прислать, передать?

Э.Ф.: Так ничего ведь невозможно было передать! Когда мы уже эвакуировались, узнали, что папа посылал нам деньги. Но они не доходили до нас. А нам так нужны были деньги – купить хоть что-нибудь съедобное! Ведь на 125 грамм невозможно было прожить. Только в 1946 г. папа написал в Министерство связи, и нам вернули деньги.

"Y": Ваша мама не работала?

Э.Ф.: Работала поначалу, пока фабрика не закрылась. Она работала на "Красном знамени".

"Y": С кем вы общались в блокадный год?

Э.Ф.: Мы общались только с тетей, вместе ходили к реке за водой. Она жила в соседнем доме с двумя сыновьями, младший во время блокады умер. Жили-то мы на Каменном острове, и там всего несколько домов было – маленьких деревянных лачуг на одну-две семьи. Во время обстрелов их шатало, как карточные. Когда я в 1945 г. одна приехала поступать в ЛГУ на политэкономику, наши дома были заняты, там жили незнакомые люди. И я, конечно же, не сообразила, что можно пожаловаться, требовать чего-то. Поэтому жила в общежитии Института целлюлозно-бумажной промышленности. Я недавно была на Каменном острове: теперь это центр города, элитное жилье. Все очень изменилось.

"Y": В осажденном городе работали школы?

Э.Ф.: В начале осени еще ходила в школу, но когда похолодало, мама не пускала. Потому что были неприятные случаи.

"Y": Вы имеете в виду нападения на людей?

Э.Ф.: Не знаю, насколько правдивы разговоры о людоедстве, я с этим не сталкивалась. Но один раз у булочной я видела тело человека без головы. Я сейчас с трудом вспоминаю, как мы жили, что ели. 125 грамм хлеба, да зенитчики иногда подкармливали кашей. Потом их часть перевели, и стало совсем туго. Очень страшно было ходить за хлебом: на улицах лежали тела, другие тела везли на детских саночках. Но хуже всего было то, что хлеб отнимали. Те, кто посильней, могли на раздаче вырвать его из рук. Или могли украсть карточки на хлеб. Поэтому я очень сильно прижимала хлеб к себе, закутывала его и, как могла, спешила домой.

"Y": Сейчас пишут, что во время блокады выращивали овощи на любом клочке земли, даже в сквере рядом с Исаакием. Так ли это?

Э.Ф.: У нас не было возможности выращивать фрукты-овощи, мы еле-еле передвигались. Сейчас говорят еще и о том, что во время блокады работали театры и люди ходили слушать музыку. Наша семья слушала только радиоточку. Однако мы с сестрой придумали игру во время блокады. Один раз в неделю мы глотали по зернышку какой-нибудь случайно найденной крупы и воображали, что вот-вот – и эта крупинка прорастет внутри нас. И тогда нам не нужно будет больше молиться на эти 125 грамм – ведь мы всегда будем сыты.

"Y": Элеонора Сергеевна, как долго вас не оставляло прошлое?

Э.Ф.: Сначала меня очень мучили воспоминания. Я не могла спать: перед глазами все время стояли картины блокадного Ленинграда. Я честно говорю – это было очень страшно! Но сейчас, когда прошло уже 63 года, я мало что помню, да и не стараюсь помнить.

Элеонора Федосеева до сих пор с явной неохотой говорит о "той" своей жизни, не называет имен конкретных людей, отказывается фотографироваться.

В последнее время она редко выбирается в центр города – "здоровье уже не то". Выйдя на пенсию, все свое время Элеонора Сергеевна посвятила даче и кошке Кнопке. Сил сажать растения нет, но по странной, почти волшебной прихоти природы каждую весну и лето ее участок покрывается ковром крокусов, примул и колокольчиков. Как и все блокадники, Элеонора Сергеевна до сих пор не может выбросить ни крошки хлеба. Все остатки пищи она на выходных отвозит за город: кормить бездомных собак, кошек, птиц.