Хомо химикус

Иногда приходится слышать: "Ну сколько можно писать о наркотиках и наркоманах? Надоело уже...". Я считаю, что писать и говорить об этом, пока существует проблема, необходимо. Эту историю рассказал мне человек, имя и фамилию которого я по понятным причинам не называю. Я не могу вполне поручиться за то, что все в этой истории соответствует действительности, хотя и не доверять услышанному у меня нет оснований: достаточно было лишь взглянуть на этого несчастного, который в свои двадцать восемь выглядел стариком. Конечно, тот, кто уже имел дело с наркотиками, ничего нового в этом рассказе для себя не найдет, но тем, кто только собирается "приобщиться к кайфу", может быть, он послужит предостережением. Итак,

исповедь химически зависимого

Главное найти вену... А это непросто. Вчера укололся в шею. Было страшно, но еще страшнее умереть от ломки, так что выбора не было. При ломке ты целиком во власти боли. Я еще расскажу об этом... Сейчас – укол. Странно, вроде бы нашел хорошую вену, но, видимо, чувствуя приближение жала, она испугалась, ушла... Но вот игла входит в плоть. Нет контроля. Опять мимо! Будет очередная гематома. Что ж... Не привыкать... На руки и ноги я вообще стараюсь не смотреть – синяки и не успевающие зажить язвочки... На своем веку куда только я не кололся... в руки, в пальцы, в спину, под язык... К черту! Есть контроль! Кровь устремляется в шприц, смешивается с наркотиком. Надавливаю на поршень. Во рту появляется характерный привкус. По телу разливается блаженство. Это приход!

Мне не нравится слово "наркоман". Обычно я называю себя химически зависимым. Наркоман – слишком расплывчато, а я чувствую себя химической лабораторией или заводом. Если нужные компоненты не будут доставлены в срок, то завод встанет, а его работники будут отправлены в неоплачиваемые отпуска. За время наркосуществования мой организм переработал массу химикатов. Я употреблял все, что мог достать: транквилизаторы, средства для наркоза, барбитураты, амфетамины, "винт"... Последнее время сижу на героине. В двадцать восемь лет я выгляжу... в общем, выгляжу я дерьмово. Впрочем, на это мне наплевать. Какая разница, все равно я никому не нужен и скоро умру.

С тех пор, как я впервые отравил организм наркотиком, прошло восемь или девять лет... я точно не помню... Наверное, все-таки восемь, потому что это случилось в армии, за несколько месяцев до дембеля. Как-то сержант Пашка из дедов притащил какие-то таблетки, которые мы оприходовали с чифирем. Особого кайфа я тогда не почувствовал, но и противно не было. Через неделю Пашка принес ампулы с кетамином и шприц. Рядом с нашей воинской частью находилась больница, Паша завел дружбу с тамошней медсестрой, она стала снабжать его препаратами. Не скажу, что было не страшно колоться в первый раз. Но причина была не в том, что я боялся колоться наркотиком, а в том, что делать уколы мы не умели. Главный стрем был, как я помню, что в вену попадет воздух. Но все обошлось. До сих пор удивляюсь. Как я потом узнал, кетамин в медицине употребляется в качестве наркоза. А при отсутствии необходимого опыта и соответствующих условий инъекций лучше избегать, так как список возможных осложнений включает эмболию и абсцессы, газовую гангрену, столбняк и сепсис, СПИД и гепатит Б (при совместном использовании шприцев) и многое, многое другое. Но, кроме небольшого покраснения кожи, у меня ничего не было. После укола я почувствовал, что куда-то проваливаюсь, а мир стал распадаться на кусочки и начал вращаться. Наступил хаос. В какой-то момент действительность и мое тело исчезли. Вроде бы душа отделилась от тела и полетела в иные миры. Своих товарищей я не видел и не слышал. Помню, что на меня волнами накатывал страх. Сколько это продолжалось, я не знаю. Постепенно сознание стало возвращаться, я смотрел на окружающие меня предметы и пытался вспомнить, как они называются. Попытался встать, но ноги не слушались. Мои друзья к тому времени тоже очухались и бродили по каптерке. В общем, нам повезло в тот день, и все закончилось благополучно. Мы не отравились, нас не засекли офицеры. В этом моем первом приобщении к химии была и положительная сторона – мне не понравилось! Больше до конца службы я ничего такого не употреблял. По-настоящему я подсел на иглу уже в институте. В армии было желание хоть как-то скрасить пребывание в чуждом для меня месте, а в институте повод был иной... Я трудно схожусь с людьми. Но если друзья появлялись, я за них держался и старался от них ни в чем не отставать. Когда мне предложили попробовать "винт", я сперва отказался, припомнив свой опыт с кетамином, но меня убедили, что это совсем другое. Были мы на какой-то тусовке в компании олдовых хиппи, и вот один из них сварил винт из "Солутана". Я укололся. И понял – это именно то, что мне нужно. Никаких галлюцинаций, только кайф! Причем очень мощный! Внезапно все окружающие предметы приобрели необыкновенную ясность и красочность. По телу разлилось непередаваемое блаженство. Через некоторое время я почувствовал, что мне все по плечу, я могу свернуть горы, в голову пришли важные мысли, мне захотелось их изложить на бумаге. Все, что представлялось запутанным и непонятным, вдруг стало абсолютно для меня ясно. Ничего подобного прежде со мной не происходило. Это было удивительно. Похмелье наступило позже, но оно не было сильным – примерно как от стакана дешевого портвейна. С того дня жизнь моя круто изменилась. Я даже не успел осознать, как стал зависимым от наркотика. Не физически, но психологически. Второй раз я отведал "винта" только через пару месяцев, но постоянно думал о том блаженстве, которое он мне подарил. Очень скоро я стал жить "от укола до укола". И хотя я продолжал учиться, и на первых порах даже лучше прежнего, поскольку "винт" давал возможность не спать перед экзаменами, да и голова как будто лучше работала, но в конце концов понял, что учеба мне просто не нужна. Меня интересовал только наркотик. Я таскался по разным блатхатам, ширялся в подъездах и сортирах. Родители начали беспокоиться, но предположить, что я увлекся наркотиками, им и в голову не пришло. Семья у нас хорошая. Была. И лишь когда меня отчислили за "хвосты" и прогулы, родители заволновались всерьез. Мама плакала, умоляла сходить к психиатру, но я категорически отказался. Родители еще пребывали в неведении, думали, у меня какое-то психическое расстройство. Глаза им открыли "добрые люди", посоветовав взглянуть на мои руки. Ну и, конечно, нашли они следы от обильных инъекций, нарывы, гематомы... Собственно говоря, с этого дня и начался кошмар. Были крики, слезы, угрозы и мольбы... Меня заперли в четырех стенах, лиши телефона, лишили жизни. Вот тут-то я и осознал все коварство наркотика, ибо жизнь – это "винт". Меня ломало и трясло, переламывало и выворачивало наизнанку. Я выл и бегал по квартире, пытался резать вены, запершись в ванной, кричал и кидался на стены. Я не думаю, что в то время сросся с наркотиком телом, нет... но он владел моей душой. Я хотел укола, потому что мне было невыносимо тоскливо... В конце концов я сдался... И меня положили в 17-ю больницу. Оттуда я вышел с новыми друзьями, убедившими меня, что "винт" – всего лишь детские шалости и на свете существует еще много всякого-разного, что стоит попробовать.

На время я прекратил портить вены и перешел на "филателию" (ЛСД), "экстази"... Но не увлекался чрезмерно. Даже устроился на работу грузчиком в одну маленькую фирму, хозяевами которой были знакомые моих родителей. Платили мне неплохо, но все деньги я тратил на "колеса", матери соврал, что коплю на компьютер. "Винт", кстати, стоил дешевле. Его основной компонент "Солутан" можно было купить в аптеках по рецептам. Если рецепт достать не удавалось, к нашим услугам всегда были торговцы у 1-й аптеки на Никольской. С рук "салютик" стоил примерно в десять раз дороже, но это тоже было не слишком дорого. "Колеса" мне обходились дороже, пришлось даже кое-что продать из личных вещей. Но такая относительно "спокойная" жизнь продолжалась недолго. В одной из компаний, куда меня занесло пьяным наркотическим ветром, я угостился героином. Сначала я его просто нюхал, но мне объяснили, что внутривенно эффект будет гораздо круче. Вены у меня зажили, и я подумал: "Почему бы и нет". Эффект действительно был потрясающий. Описать словами очень сложно. "Приход" похож в принципе на "винтовой", но лучше, чище... В общем, все становится в кайф, привычные удовольствия – покурить, полежать, погулять – приносят неизъяснимое наслаждение. Делать можно все, что угодно. Побочные явления тоже есть: при редком употреблении почти гарантировано, что проблюешься. Помню, мне кто-то рассказывал: "Никогда не забуду ощущений, когда ты едешь в метро и улыбаешься от кайфа! И люди напротив тебя тоже улыбаются. И не знают, что ты, улыбаясь, думаешь о том, как бы не наблевать им на одежду".

С героином моя борьба с жизнью вступила в решающую и, видимо, последнюю стадию. Описывать все те мерзости, которые я совершил под влиянием этого наркотика, у меня нет ни сил, ни желания. Я выносил из дома вещи, продал все мамины немногочисленные драгоценности. В конце концов украл на фирме, где работал, телевизор и радиотелефон. Понятно, меня выгнали, и только благодаря тому, что хозяевами были наши знакомые, не сдали в милицию. Однажды все чуть было не закончилось: я перебрал дозу. Меня отвезли на "скорой" и положили в реанимацию. Там не смогли даже капельницу поставить – некуда было колоть, опять ушли вены. Потом я валялся дома и подыхал от ломки. Иногда говорят: "Я вот травку курил, потом бросил. Или, там, "марочками" я увлекался как-то, потом перестал". О герыче говорят иначе: "С него надо слезать... Именно слезать. Его нельзя просто бросить. Причем "слезть" – это самое мягкое описание процесса; на самом деле это кровь, это вырывание с мясом своей печени, это хруст костей, с которых сняли жилы и водят по ним напильником, это спрут, белый спрут, который сросся с тобой, проник в каждую твою клеточку и которого медленно тащат из тебя раскаленными ржавыми крючьями, а он упирается, он не хочет уходить, он хочет остаться с тобой навсегда... А если ты выживешь, то будешь орать, что хочешь сдохнуть. Через три-четыре дня тебя перестанет выворачивать наизнанку, будет просто очень сильно больно и начнется такой страшный депресняк, что ломка покажется раем небесным. Ничего не будет волновать тебя месяца два. Цвет этих месяцев – серый. Запах перестанет существовать. Вкуса у еды не будет вообще. Ты будешь чувствовать себя никем. Тряпкой, которой вымыли пол в вонючей казарме, выжали и бросили в угол, и вот с утра до вечера ты, свернувшись в комок, лежишь и ничего не чувствуешь. Ни боли, ни радости, ни солнца, ни жизни. А вокруг только серость. Серость и ничего более...". Все это я испытал на себе в полной мере.

В тот раз я победил наркотик. Но победа была временной. Я лечился, посещал какие-то группы помощи, разговаривал с психиатрами и психоаналитиками, но героин все равно уже поселился во мне навсегда. Как-то раз, выйдя из кабинета очередного целителя, я почувствовал, что всё, что он мне говорит, – ложь. Правда в том, что я неизлечим, правда в том, что мне необходимо немедленно "вмазаться". И это после года воздержания. Но в течение всего этого года меня преследовала жуткая тяга, периодически случались истерики. Я чувствовал, что этим я доканываю родных и близких не меньше, чем когда сидел на игле... Я сдался, и теперь всё для меня кончено – сил жить трезвым нет, а значит, пора умирать.

Исповедь записал Владимир Немира