"Бомбежки Сталинграда – мое первое воспоминание"

Войну помнят не только те, кто застал ее начало уже взрослыми. Яркие картины сохранила детская память наших пап и мам, которым сейчас за шестьдесят, и это тоже достоверные живые свидетельства истории


На фото: семья Молдавских, 1927 год



Это закономерность жизни такая: всерьез историей своей семьи человек начинает интересоваться, как правило, уже в зрелом возрасте. Государства тоже подчиняются такой закономерности: к истории государственное внимание обостряется тем сильнее, чем старше эта история становится. Первое широкомасштабное празднование Дня Победы после 1945 г. прошло в Советском Союзе только в двадцатую ее годовщину. Впервые ветераны вышли на парад, когда отмечалось пятидесятилетие. Активно собирать свидетельства очевидцев начали к шестидесятилетию.

Ветеранов остается все меньше. Но войну ведь помнят не только те, кто застал ее начало уже взрослыми. Возможно, самые яркие картины сохранила детская память наших пап и мам, которым сейчас за шестьдесят. И это тоже достоверные живые свидетельства. История страны, как это ни странно, состоит из семейных историй. Я расскажу вам свою.

Когда началась война, моему папе было полтора года. Поэтому он не запомнил ни родного Херсона, ни эвакуации в Сталинград. Немцы наступали, и эвакуированных отправили дальше, на север Сталинградской области.

– Мы жили в селе, – говорит папа. – У нас была корова.

– А у кого жили? У хозяев?

– Нет, это была большое пустое село. У нас был свой отдельный дом, хозяйство. Дом большой, в нем было комнаты три, не меньше.

Некоторое время я недоумеваю, но потом приходит догадка:
– Это было немецкое село? Немцы Поволжья?

– Да, их всех вывезли в Казахстан, остались пустые села, куда селили эвакуированных из других областей. Наше село по-русски называлось Линево, а по-немецки – Гуссенбах. Я никогда в жизни больше не видел такого благоустроенного села, таких домов. У нас была не изба, а именно дом. Обычно в России так не строили.

– Сталинградскую битву ты не помнишь...

– Мы были довольно далеко от Сталинграда, но бомбежки – наверное, первое мое воспоминание. Недалеко от нас стояли советские войска, и немцы их, конечно, бомбили. Мы слышали взрывы. Помню, как через деревню наши танки шли к Сталинграду. Один мальчик, мой ровесник, попал под танк.


На фото: капитан Израиль Моисеевич Молдавский, 1943 год

Папа был младшим из трех сыновей моих деда и бабушки. Старший прямо перед войной поступил в артиллерийское училище, и 22 июня 41 года ему надлежало туда явиться. Он и явился. И сразу отправился на фронт. Папа его совсем не помнит. Капитан Израиль Моисеевич Молдавский погиб в конце 1943 года. Ему было 20 лет. Средний брат, Григорий, учился в девятом классе, а потом, не дождавшись призывного возраста, сбежал с расквартированной недалеко от дома кавалерийской частью.

– Пап, а ты Гришу помнишь? До его ухода на войну?

– Помню, что он работал на консервном заводе, приходил домой измотанный.

– А он тебя никогда не брал к своим кавалеристам?

– Нет, не брал, я даже не знаю, как он их нашел. Я маленький был, он мне этого не рассказывал. Я даже не помню, как он ушел с ними.


На фото: вольноопределяющийся Моисей Молдавский, 1915 год

– А как отец уходил, помнишь? (Папин отец, мой дед, призыву не подлежал по возрасту: 1896 года рождения, ветеран Первой мировой и Гражданской. Но когда фронт подошел к дому, он пошел воевать.)

– Тоже не помню. Но он был недалеко, на Сталинградском фронте и довольно часто наведывался домой. Я помню, как он привез известие о смерти Изи. Он заехал в тот день с фронта, был какой-то пасмурный, молчаливый. Потом вдруг сказал: "Изи нет". Мама заплакала. Я не понял, что это значит, потому что он не сказал "погиб" или "умер", но когда мама заплакала, я заплакал вместе с ней. Но самое мое яркое воспоминание – поздняя весна, я вышел за коровой, вдруг вижу – всадник скачет. Без седла, во весь опор, скачет и громко кричит. Он кричал одно единственное слово: "Победа! Победа!"

– Как в кино просто...

– Да, наверное... Но я это видел и очень хорошо помню. Конечно, я уже понимал, что такое победа. И тоже побежал, закричал... А потом через несколько месяцев я во дворе сидел. Вижу, идет какой-то человек в военных галифе и гражданской рубашке. Подходит, спрашивает: "Молдавские здесь живут?" – "Здесь, – отвечаю. – А вам что?" – "Ты Гришу помнишь? Я Гриша. Мама дома?" Мама выскочила ему навстречу с маленькой Элкой на руках, заплакала, он тоже заплакал, они обниматься стали, а потом он на Элку смотрит и говорит: "Ты ребенка-то отдай, у кого взяла". Он не знал еще, что у нас сестра родилась.


На фото: Григорий Моисеевич Молдавский с детьми

Гриша вернулся почти сразу после Победы. Его ранило в самом конце войны, и после госпиталя рядового Григория Молдавского демобилизовали. Он вернулся домой доучиваться в девятом классе. Пришел с войны живым и его отец. Из трех мужчин, ушедших на ту войну из папиной семьи, вернулось двое. Гриша прожил после Победы еще больше двадцати лет, а дед и того дольше. Кажется, он даже застал первого правнука, сына старшей Гришиной дочери. Но при этом он пережил двоих сыновей.

– Война неотделима от того, что было после, – говорит папа. – В девятом классе в 1945-46 учебном году вместе с братом училось еще несколько его ровесников, ветеранов войны. Я хорошо помню Юру Сачкова. У него не было ноги, он ходил в школу на костылях и закончил ее с золотой медалью. Мама работала кассиром в отделении государственного банка, а медаль как раз через банк пришла: золотая.

P.S. "Надо же, какая история!" – воскликнула подруга, которой я дала почитать отрывки из этого текста. А что в ней, собственно, такого? Обыкновенная история. У каждой семьи такая. Надо только успеть ее услышать и записать. Я записываю для своих сыновей.

Выбор читателей