Перевернутый корабль оперы

Лишь звучащий стих знаменитых языковых экспериментаторов, от футуристов до обэриутов, способен дать второе дыхание жанру оперы, который никак не желает вписываться в современную реальность




Один из вопросов, которыми хотя и нехотя, но все-таки приходится задаваться отечественной культуре – это вопрос о современной опере. При всех удачных экспериментах по осовремениванию оперы Дмитрием Бартманом или скандальных постановок в Большом театре сорокинско-десятниковских "Детей Розенталя", при всех потугах в этой области, опера все так же не желает интегрироваться в сегодняшний день. Между тем, нет ничего невозможного. Что "Кругом возможна опера" считают и в Центре им. Мейерхольда, где сегодня и завтра Маленький Мировой Театр показывает оперу с одноименным названием.

Три одноактные камерные оперы написаны специально по заказу театра тремя российскими композиторами. Сочинения Стефана Андрусенко, Ксении Прасоловой и Петра Аполлонова объединяет не только одноактовость. Единый состав инструментов в оркестре, общая сценография, общая задумка: поэтическим исходником для композиторов стали стихи поэтов Объединения реального искусства - ОБЭРИУ. Это пьесы "Мир" и "Факт, теория и бог" Александра Введенского, "Искушение" Даниила Хармса, посвященное Казимиру Малевичу, и трагедия "Iордано Бруно" футуриста Игоря Терентьева. Лишь звучащий стих знаменитых языковых экспериментаторов, от футуристов до обэриутов, как давно уже считают режиссеры проекта Наталия Анастасьева и Александр Пономарев, может стать основой для нового музыкального высказывания. В планах – оперы по произведениям Маяковского и футуриста Маринетти, а также знаменитого австрийского художника и дадаиста Курта Швиттерса. В готовых проектах – спектакли по Хлебникову, Введенскому, Хармсу. Все эти абсурдистские и футуристические оперы невероятно востребованы на Западе.У нас же подобные проекты только начинают свое победное шествие.

Режиссер Наталия Анастасьева считает, что с премьеры первой футуристической оперы 90 лет назад – "Победы над солнцем" (текст - Крученых, музыка – Матюшина, декорации и костюмы – Малевича) - перевернулся корабль оперного искусства. И дело тут не только в языковых играх, которые изменили наше понятие об "оперном слове": неуклюжее, тяжеловесное, вкрученное в прокрустово ложе оперного либретто оно уходило навсегда, а взамен ему являлось новое слово, изначально абсурдное, которому только и место было, что в еще более абсурдном, насквозь искусственном пространстве оперы. Эта сплошная нелепица была голубой мечтой настоящих футуристов. Однако лавочку быстро прикрыли (советские бюрократы от культуры в отношении оперы и театра были еще более консервативны, чем в любых других отношениях), и в 20-е годы футуристической оперы в России не возникло. Значит, ей оставалось возникнуть в 90-ых.

Впрочем, в изменившемся культурном контексте уже не так интересуют языковые эксперименты. Важнее оказываются космологические игры с пространством и временем, построение новой мифологии прямо на сцене. Задолго до того, как свои мифологические абстракции создавал в Европе абсурдист Беккет, Терентьев предварял свою трагедию следующей ремаркой: "Место людное. Время одинокое. Действие простое". Это простое действие, как и в самых сложных пьесах Беккета, таких, как "Счастливые дни" или "В ожидании Годо" происходит всюду и нигде. А это открывает постановщикам широкое пространство для игры, танцев, клоунады, высоких абстракций и самых дерзких сценографических решений. Так, если вы приглядитесь к трем дамам – главным героиням спектакля – то все-таки узнаете их. Это – три супрематических крестьянки с полотен Казимира Малевича.

Вся линия спектакля выстроена постановщиками как путь от Сотворенья мира до открытия Новой Вселенной. Чтобы избавиться от лишнего пафоса, этот путь осмыслен в традициях высокого балагана. Актеры – не просто маски, они шутники и акробаты, певцы и танцоры. "Космический балаган" - так определяют свое создание режиссеры. На самом деле это очень просто – и постановочно, и концептуально. Так что можно согласиться с режиссером Пономаревым, когда в интервью он называет свой проект не авангардом, а ультраархаикой. Что же, как не архаика, заново выстраивает мир?

В Европе и Америке театральным экспериментам уделяется сейчас ничуть не меньше внимания, чем классическим постановкам. Продвинутый западный зритель хочет, прежде всего, чтобы его удивили. Он готов сам стать подопытной мышью, чтобы первым испытать какое-нибудь новое театральное веяние, первым услышать новое слово. Насколько на это способен наш зритель, будет видно 13 и 14 мая в Центре им. Мейерхольда на спектакле Маленького Мирового Театра "Кругом возможна опера".

Выбор читателей