Путник, останавливаясь переночевать в доме своего знакомца, видит, что жена посматривает на него с нескрываемым интересом, не мешкая, хватает ее за грудь и залезает за корсаж. Так начиналось тогда ухаживание...
Эпоха Ренессанса – это время, когда чувственная любовь стала считаться величайшей земной радостью. Что обычно вспоминается нам при слове "Ренессанс"? Рафаэль и Леонардо, идеальные пропорции тела, прославление и восхваление его красоты в искусстве. Но откуда бы взяться телесному идеалу в искусстве, если б художники – и не только они, а все ренессансное население в целом – не взглянули бы на тело самыми что ни на есть земными, и притом вожделеющими, очами? В школе нас учили, что Ренессанс – это прежде всего нечто возвышенное. Но что реально возвышалось, чему пелись дифирамбы в неограниченных количествах? Телу – и всему тому, что можно с ним сделать. "Сказать тебе, какие поцелуи я люблю больше всего? Разве можно выбирать, возлюбленная! Когда ты отдаешь мне свои губы влажными, я благодарен им. Когда они горят, я люблю их такими. Как сладко целовать твои глаза, когда они подернуты томностью и угасают от желания, твои глаза, источники моих страданий. Как сладко оставлять на твоих щеках, шее и плечах, на твоей белой груди следы красных поцелуев... Продолжительны ли твои поцелуи или беглы, томны, кротки или страстны, все они любы мне. Только об одном прошу я тебя: никогда не целуй меня так, как я тебя, а всегда по-другому. Пусть то будет игра, полная разнообразия". Так писал Иоанн Секундус в своих восторженных письмах; но что останется в них, если освободить их от восторгов? Острое желание целоваться – и ничего, что принадлежало бы к сфере духовной, к каковой мы обычно относим слово "идеал".
Поскольку же брак в те времена (как, впрочем, и сейчас) ограничивал сексуальную ненасытность партнеров, то половая любовь расцветала главным образом в виде адюльтера, который был к тому времени узаконен в кругах средневекового рыцарства. Любовь к прекрасной даме, так ярко воспетая миннезингерами и трубадурами, – это не что иное, как внебрачная связь рыцаря с чужой женой, предпочтительно с женой своего сюзерена. И каждый домогавшийся чужой жены совершенно открыто носил ее цвета и прочие галантные сувениры на одежде, в то время как дама не только не смущалась, но гордилась этим. При этом подразумевалось, что публично томящийся влюбленный рано или поздно получает высшую любовную награду – то есть оказывается в постели своей возлюбленной. В эпоху Ренессанса адюльтер распространился на все слои населения и стал буквально одним из условий и непременных спутников брака. "Тело мое еще прекрасно, и грудь моя еще не увяла, а ты пасешься на чужом лугу", – заявляет женщина, после чего считает себя вправе тоже немножко попастись. Мужу остается лишь смириться с известным украшением на голове и последовать совету ренессансного насмешника: "Верь жене даже тогда, когда застанешь ее в постели с другим – и ты сохранишь доброе здоровье и душевное спокойствие".
О чрезвычайной распространенности брачных измен в век гуманистической учености и безупречных рафаэлевских мадонн говорит и факт появления венерических заболеваний: это был настоящий взрыв болезней, приключающихся от любви. Например, Франциск I всю жизнь страдал mal d’amur (болезнями любви) – и поэтому ими страдал и весь французский двор, и даже королева, которую неутомимый монарх порой все же навещал. Правда, болезни эти были еще в новинку, и притом казались не столько страшными – на фоне всех прочих, так же плохо излечимых недугов, – сколько позорными, а лучшее средство скрыть позор – это умолчать о нем. Тем более что женщина, воспламененная бравым видом молодца, не догадывалась спросить у него медицинскую справку. И вот путник – рыцарь, подмастерье или купец, останавливаясь переночевать в доме своего знакомца, видит, что жена посматривает на него с нескрываемым интересом, и, не мешкая, хватает ее за грудь и залезает за корсаж. Так начиналось тогда ухаживание, и было оно весьма откровенным и кратким. Касание груди – это было примерно то же самое, что в наше время сказать: "Вы очаровательно выглядите сегодня", то есть вполне невинный комплимент. Осталось множество картинок на эту тему, и на них видно, с каким вдохновенным восторгом мужчина терзает интимные места и как довольна этим женщина. За этим следовало немедленное залезание под юбку, а в процессе изобретались способы обведения вокруг пальца лопуха-мужа.
Однако не все мужья были (или считали себя) лопухами – они мстили, и мстили жестоко. Сообщения об оскоплении и/или убийстве совратителя, а то и обоих вместе, встречаются достаточно часто, но самое изощренное наказание неверной жены – это заключение ее в "пояс девственности", или "пояс Венеры". Эта штуковина – отнюдь не миф: некоторые из них до сих пор хранятся в европейских музеях и частных коллекциях. Например, пояс из коллекции Пахингера (XVI в.) был найден его владельцем на скелете молодой женщины, случайно вырытом на австрийском кладбище. Пояс целомудрия представлял собой специальную решеточку, обычно из золота, которая подвешивалась на цепочках, обернутых бархатом и прикрепленных к золотому поясу с замком возле пупка. Короче говоря, нечто вроде трусов с дырочками для естественных отправлений. Как при этом выполнялись требования гигиены, я, откровенно говоря, слабо представляю, но, как известно, требования эти были тогда не такими фундаментальными, как ныне. Пояс плотно запирал "вход в эдем земной любви" и должен был предотвратить всякую попытку преступного интима. Женихи весьма ценили ключ от такого пояса у своей невесты, преподнесенный в качестве свадебного подарка будущей тещей. Иногда "изящная решетка Венеры" была первым подарком молодого мужа своей жене – я представляю ее радость по этому поводу! Одним словом, "узда из железа, которой можно укрощать похотливых женщин", была лучшим другом мужчины.
Как доказывают многочисленные литературные упоминания и иллюстрации, поясами Венеры пользовались в течение нескольких столетий во всех европейских странах, и метафора "ключ от сердца" имела для ренессансного уха нескрываемо сексуальное звучание. Хитрый муж, обычно купец или дворянин, уезжая, забирал с собой этот самый ключ – вернее, его золотой эквивалент, и соломенная вдова оставалась грустить и хиреть в одиночестве. Но хирели, как правило, аккурат до того момента, когда сердобольная рука нового возлюбленного не осыпала ювелира презренным металлом – в уплату за изготовление дубликата. А чаще всего ловкая женушка сама завладевала ключом – за деньги своего же мужа! – и пользовалась открывшимися возможностями абсолютно безнаказанно. Пояс девственности естественным образом только усиливал неверность жен, усыпляя бдительность их лопухатых мужей. Так что всякие попытки мужей подставить ножку дьяволу с треском проваливались (и продолжают проваливаться!) в 100% случаев, из чего следует, что женская измена фатальна и что заботиться стоит только о своем душевном здоровье! Мудрость этого умозаключения остается неизменной и по сей день, однако, как всякая мудрость, почему-то очень плохо усваивается.