Наполовину полный "Руслан"

Премьера в конце сезона, да еще в главном театре страны – всегда большой риск. Тем не менее, 23 апреля на основной сцене Большого театра в присутствии президента страны Владимира Путина, министра культуры Михаила Швыдкого, главного дирижера Мариинского театра Валерия Гергиева и патриарха отечественной музыкальной культуры Тихона Хренникова при полном аншлаге зрителям было представлено концертно-сценическое исполнение шедевра Михаила Глинки "Руслан и Людмила".

"Yтро" уже подробно освещало музыкально-историческую подоплеку этого события и мнение главного дирижера БТ Александра Ведерникова, так что нам остается поделиться своими впечатлениями от премьеры.

Для начала напомним, что незадолго до премьеры было решено полностью поменять постановочную группу; в новую вошли режиссер-постановщик Виктор Крамер, сценограф Александр Орлов и художник по свету Глеб Фильштинский. Они сделали все возможное, чтобы придать новой редакции знаменитой оперы вид современной постмодерной постановки, которая коренным образом отличает ее от традиционной сталинской и последующих советских, где помпезность и размах были возведены в принцип.

Гигантская сцена Большого сужена до размеров камерной. Оркестровая яма поднята на уровень зрительного зала. Задник представляет собой разрезанный по плоскостям куб, обращенный острыми углами в небо, в нишах которого сидит хор, а на самой верхотуре – и это весьма смелое решение – базируется группа медных, оснащенная теми самыми аутентичными инструментами, о которых столько говорилось до премьеры. Она периодически исчезает и появляется вновь. Иногда на самом острие под потолком возникает фигура хормейстера. Вперед выдвинут повернутый несколько асимметрично небольшой подиум, на котором, собственно, и размещаются исполнители главных партий, поочередно ступающие на эту импровизированную сцену... Поначалу складывается впечатление, что вся эстетическая гамма спектакля будет решена в конструктивистском духе: острые грани декораций, огромные штанги и лесенки, отсутствие занавеса, висящие на виду прожектора и мощная игра света создают впечатление, что Большой решил вернуться в легендарные 1920-е, когда Эйзенштейн и Мейерхольд устраивали здесь свои эксперименты. Но современный постмодерн не терпит монотонности, и на сцену выходят герои в стилизованных под XIX век костюмах, что, на мой взгляд, несколько портит картинку, отсылая зрителя к наивному искусству "а-ля рюс". Это несоответствие костюмов общей стилистике, пожалуй, единственное эстетическое недоразумение спектакля, в котором по ходу появятся несколько замечательных сценических находок.

Поскольку данная версия "Руслана и Людмилы" все же не полноценная театральная постановка, исполнители вынуждены петь в статичных позах. Чтобы не превращать долгие музыкальные вставки Глинки, во время которых обычно на сцене танцует кордебалет, в этакие внутренние увертюры, постановщики придумали несколько технических фокусов, которые смотрятся весьма неожиданно. Под сценой были проделаны незаметные глазу отверстия, из которых во втором акте стали выползать длинные серебряные руки, исполняющие своеобразный немой танец. Фокус в том, что тонкая игра света делает эти номера настолько внезапными, что публика восхищенно ахает. Подобными трюками густо заполнено все пространство крошечной сцены: тут и разноцветные магические приборы – вращающиеся контрабасы с желтыми глазами, воткнутые в пол, цветные веера в руках у ангелов хора, странная конструкция со шлангами, присоединенными к прозрачному устройству с бурлящей водой, в котором Наина варит свое зелье.

В финале спектакля становится совсем хорошо: задник всей конструкции превращается в подобие космического корабля, вертикально выдвигаются сияющие золотом лопасти-крылья, на которых персонажи как бы воспаряют к вершинам сказочного Олимпа или некой Лысой горы – не знаю уж, с чем уместнее сравнить фантастический декор постановки.

В целом впечатление от премьеры осталось двойственное. С одной стороны, весьма достойными выглядят попытки Ведерникова со товарищи осовременить дух произведения, уйти от помпезности. С музыкальной стороны все было исполнено на высоком профессиональном уровне, а звучание аутентичных инструментов, особенно появившейся единственный раз в нужный момент стеклянной гармоники, вызвало вздох восхищения, а фанфарное звучание старинных духовых действительно заставляет оркестр играть более тонко и внятно. А вот исполнение главных партий оставляет достаточно места для серьезной критики: партия Руслана спета украинским певцом Тарасом Штондой довольно невнятно, Людмила в исполнении Екатерины Морозовой, чей голос беднее, чем это предполагается на сцене Большого театра, выглядела довольно слабо, и лишь Гориславу прекрасно спела Мария Гаврилова.

С другой стороны, ощущение двойственности сохранилось именно в силу того, что перед нами не сценический вариант, а полусценический. Или полуконцертный. Почему Большому понадобилось идти по пути половинчатости, не до конца ясно. Тут возможны различные варианты. Первое, что приходит в голову: не хватило времени. (Вариант с нехваткой средств можно сразу отмести: скорее, беда в том, что у БТ слишком много средств, чтобы не позволить себе чисто концертный вариант. На свет и декорации здесь ушло столько денег, что любой камерной опере хватило бы на три спектакля.) Но, скорее всего, эта половинчатость обусловлена ригидностью общего отношения к спектаклям основного репертуара. Нельзя пока еще демонстрировать современный подход к опере, не получая упреков со стороны общественного мнения, привыкшего к сталинскому ампиру.

И если это так, стоит заметить, что руководство БТ идет все же по правильному пути, пытаясь лавировать между модерновой эстетикой и установками прошлого, слом которых может повлечь за собой утрату традиции, которой столь богат главный оперный театр страны.

Считается, что стакан одновременно может быть наполовину пустым или наполовину полным – в зависимости от пессимистического или оптимистического взгляда. Думается, что "Руслан и Людмила" в новой версии скорее апеллирует к последнему.

Премьерные постановки в этом сезоне пройдут также 25 и 27 апреля на основной сцене Большого театра.