Мир взрослых предал детей

В эти дни размышлять на тему всего происходящего нестерпимо больно. Любые слова, самые правильные и справедливые, тонут в море невыносимого горя, которое, наверное впервые за долгие годы разлилось по всей стране, до самых ее окраин. Такого шока мы не испытывали многие десятилетия. Наверное, в последний раз при землетрясении в армянском Спитаке. Нас приучали скорбеть долго: от братоубийственной бойни на улицах Москвы в 93-м, от чеченской мясорубки всех 90-х, через взрывы домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске и "Норд-Ост". Нас уверили – да нет, мы сами себя уверили, что если редко и по чуть-чуть, то – не считается. Что если в жизни есть место случайности, есть ей место и в смерти: что, наверное, судьба оказаться на представлении мюзикла, жить на Каширке, лететь в Сочи... Это было вроде того "процента", который армейское начальство даже в советское время отводило на небоевые потери в армии. Люди гибли, и это казалось естественным на фоне тех пертурбаций, что пережило государство за последние 15 лет. Мы решили, что такова цена благополучия. Что смерть и горе – это необходимые "компоненты" переходного периода. Что памятники на местах пепелищ – часть новой культуры нации. Что нательный крестик, сжатый мертвой рукой ребенка, – самое наша жизнь со всей ее обреченностью. Жизнь никчемных людей из "цивилизованного" стада, которым просто не повезло с объективной исторической реальностью.

Так все было до Беслана. До тех пор, пока на нас не посмотрели глаза ребенка. Это были разные дети, мальчики и девочки, первоклашки и старшеклассники. Те, кто выжил, вышел из беды по-разному: кто с ожогами на теле, кто с ожогами на душе. Но у всех во взгляде было одно и то же: недоумение. Не боль, не страх, а именно недоумение. Мир взрослых их предал: с таким цинизмом, с таким размахом, что понять это было невозможно. Поэтому мало кто из детей кричал от боли, даже получив ранения. Поэтому они не узнавали даже своих мам и пап. Это небеса для них обрушились на землю, а не проклятая крыша спортивного зала. Все, что было прежде, оказалось иллюзией жизни. 1 сентября им предложили жизнь без иллюзий. Им – тем кто выжил. Полутора сотням предложили еще меньше: бирки с номерами и процедуру опознания теми, для кого жизнь тоже закончилась.

Проклятые вопросы, которые Россия ставит перед собой всякий раз, как происходят несчастье, сегодня выглядят гнусными. Они вроде как приглашение к дискуссии, чудовищность которой очевидна на фоне первопричин, эту дискуссию породивших. Скольких террористов мы должны выловить, скольких коррупционеров посадить, скольких чиновников лишить их пайков, чтобы согласиться с адекватностью "мер". Сто? Тысячу? Десять тысяч? На сколько "потянет" загубленная душа, исковерканная судьба, несостоявшееся счастье? Ужель Минфин и эти "абстракции" может посчитать, а генпрокуратура – соразмерить "ущерб"? Знаем ли мы вообще, что по законам божеским и человеческим жизнь – бесценна, и этим постулатом руководствуются до того, как ей что-то угрожает, а не при начислении компенсаций?

Мы почти скатились в пропасть. Мы стали легкой добычей – не могу не согласиться в этом с президентом, который поставил такой диагноз в минувшую субботу. Путин впервые признал, что государство у нас ни к черту. Он призвал всех говорить правду – с этой минуты, с этого трагического момента. Что ж. В память всех погибших в последнее время: в Беслане и в Москве, в небе над Тульской и Ростовской областями – забудем о том, что говорили президенту после "Норд-Оста" и что говорил он. Сегодня он нашел нужные слова: слова не только скорби, но и действия. Я не знаю, правильно или нет было президенту Северной Осетии Александру Дзасохову звонить в разгар кризиса Закаеву с просьбой Масхадову помочь в этой ситуации, но думаю, что сделано это было не без одобрения Путина – возможно, другого Путина. Я не знаю, стал бы Путин выполнять условия бандитов или отдал приказ штурмовать школу, продлись ситуация с заложниками еще на несколько дней, но в тот роковой день штурм не планировался.

Циничные в дни благополучия, каждый из нас готов поверить в почти невозможное в дни бедствия – хотя бы потому, что отступать некуда. Нам должно быть много горше, чем Америке с ее 11 сентября. Им нанесли удар из-за их силы. Нам – из-за нашей слабости. Не надо строить иллюзий: наши жизни и души вывернули наизнанку и подпалили не из-за Чечни, не из-за того, чтобы стравить народы, и, наверное, не потому, что отдельно взятый Басаев испытывает личную неприязнь в отдельно взятому Владимиру Путину. Нами всего лишь попугали мир. Жизнями наших граждан миру продемонстрировали рабочий момент деятельности "Аль-Каэды". Детскими телами подтвердили вселенский характер борьбы "цивилизаций". Триста тридцать погибших – всего лишь свидетельство существования зла. Свидетельству не нужны живые заложники, вода и еда, оно не выдвигает требования, даже абсурдные. Оно просто предъявляется – там, где это сочтут удобным. Америка лишь раз позволила выбрать столь удобным местом свою землю. Мы – ни разу не уклонились от этого постыдного выбора.

Сегодня в России траур. Пусть он не будет формальным. Пусть мы не предадим себя самих, плачущих и соболезнующих, враз постаревших и помудревших. Отныне наша память – должна быть главным достояниям нации. Пусть жизнь идет, но пусть в нашем "завтра" мы не забудем, что на невысказанный вопрос погибшей бесланской девочки мы еще не дали ответа.

Самые громкие теракты последних лет. Фотогалерея

Террористы превратили бесланскую школу в руины. Кадры с места событий

Освобождение заложников в Беслане. Фотохроника

Школьники и их родители освобождены. Фото

Все подробности захвата заложников в школе в Северной Осетии читайте в спецразделе "Yтра"