Нога как двигатель сюжета

В Центре имени Мейерхольда завершается сезон, названный "Античной программой". Завершается он московской премьерой спектакля Николая Рощина "Филоктет" по трагедии Софокла


Фото: meyerhold.theatre.ru



Зал Центра Мейерхольда, уже привычный к нестандартной манере декламации, неординарным трактовкам и недоступной глубокомысленности, в очередной раз стал ареной для полуритуального действа, время от времени вызывавшего в публике нервное хихиканье.

Нельзя сказать, чтобы трагедия Софокла "Филоктет", рассказывающая о том, как Одиссей и сын Ахилла Неоптолем хитростью пытаются выманить у хворого главного героя лук Геракла, без которого не покорить Трою, была произведением, хорошо известным массовому читателю. Впрочем, и зрители, пришедшие на спектакль в Центр Мейерхольда, за неимением либретто так и не получили возможности пополнить свой культурный багаж занимательной историей из жизни древних греков. Режиссура Николая Рощина явно не преследовала просветительских целей.

Игровое пространство, ограниченное на сцене в форме натянутого лука, засыпано резаной бумагой. На заднем плане несколько бамбуковых столбов со струнами – весьма своеобразных музыкальных инструментов, и возвышение из таких же бамбуковых палок, на котором восседает Одиссей (Николай Волков) со своими барабанами. Напротив него, на авансцене, просочившейся, правда, в проход между зрительскими рядами, – другой барабанщик, Геракл, в исполнении актера корейского происхождения Чо Ха Сока. Остальные действующие лица представлены восемью актерами хора в весьма пугающей раскраске, тремя мойрами с длиннющими косами, очень напоминающими макбетовских ведьм, и, конечно, главным героем – Филоктетом (Дмитрий Волков), обсыпанным мукой и распятым на том самом луке, который так необходим грекам.

Сценография, изобретенная самим Николаем Рощиным, производит впечатление целостного и стильного произведения, сделанного с изобретательностью, вкусом и талантом. Примерно такое же ощущение – впрочем, вместе с полным недоумением – оставляет и спектакль. Рощин не похож на тех шарлатанов от режиссуры, которые любят устраивать зрителю кровавые бани с бешеными децибелами или полные ничего не значащих метафор псевдомистерии, а впоследствии претендуют на роли театральных мессий. Не так давно в РАМТе шел блестяще поставленный им "Король-олень", в Центре Мейерхольда играли его "Школу шутов" и "Пчеловодов" – остроумные и необыкновенно красивые спектакли, вдохновленные живописью Брейгеля и Босха, однако повествующие о гораздо более насущных предметах.

В "Филоктете" Рощин пытается приоткрыть тайны древнегреческой трагедии. Пожалуй, это стремление вполне естественно. Какой же режиссер не захочет, чтобы и его публика испытала пресловутый катарсис, о котором законченное представление имел, похоже, один Аристотель, и уже несколько тысячелетий, как никто ничего похожего не ощущал, кроме, разве что, греческих футбольных болельщиков в финале чемпионата Европы. Кстати, и сам Рощин в одном из интервью призывает зрителей стать болельщиками театрального зрелища, то есть принимать непосредственное эмоциональное участие в происходящем на сцене. Однако непонятно, почему вдруг эмоциональное участие в зрителе должна вызвать совершенно не знакомая ему история, которая разыгрывается так, что он оказывается лишен возможности с ней познакомиться, под барабанный бой и гортанные восклицания. Такое действо, вне всякого сомнения, будучи исполнено с умением, вполне способно произвести определенное впечатление, однако призывает оно, как правило, не столько к эмоциональному, сколько к непосредственному участию. И чтобы убедиться в этом, достаточно отправиться на дискотеку.

Кто знает, может быть, просвещенные древние греки были бы счастливы на спектакле Рощина, но непросвещенные москвичи, вопреки всяким правилам поведения на трагедии, задавались массой ненужных вопросов. Так, море сомнений породила выкрашенная бронзовой краской преувеличенных размеров человеческая нога. Она являлась атрибутом Филоктета. По отрывочным репликам вскоре стало понятно, что Филоктет болен, и болит у него, очевидно, именно нога. Страдающий Филоктет таскал за собой бронзовый протез, приставлял его к самым неподходящим местам, а потом вредные мойры с хрустом согнули ногу в колене. Мучим ли был Филоктет радикулитом суставов или с ним случился банальный перелом, одно было ясно: эта бронзовая нога – серьезный двигатель сюжета. Однако куда все движется, оставалось загадкой, которую не разрешил и оторвавшийся в финале от своих барабанов Геракл. Его речь произвела неизгладимое впечатление на Филоктета, который, судя по всему, неплохо владел корейским, чем большая часть аудитории похвастаться никак не могла.

Приходится, увы, отнестись с определенной долей скепсиса к таким попыткам реставрации античной драмы. Возможно, в этом и есть некоторая косность и ограниченность взглядов, но зато бездна сочувствия к зрителю и искреннее желание когда-нибудь все-таки испытать катарсис.

Ближайшие спектакли – 16, 17 ноября.

Выбор читателей