"Дело об алмазных подвесках"

Первый понедельник октября 1625 года обещал стать одним из самых скандальных в истории супружеских измен французского трона. Описывая рвущееся наружу напряжение всех участников эпизода, Александр Дюма не слишком отошел от впечатлений действительных очевидцев событий того вечера, сохранившихся в многочисленных мемуарах. "Нетрудно было заметить, что между королем и королевой что-то произошло, но оба говорили так тихо, что никто не расслышал ни слова, так как из уважения все отступили на несколько шагов. Скрипачи выбивались из сил, но никто их не слушал". Однако во всем остальном с ролью исторических лиц Дюма обошелся более чем вольно.

Была ли на самом деле интрига с подвесками перед Мерлезонским балетом, который 3 октября 1625 года организовали городские старейшины Парижа, даже самый увлеченный исследователь архивов сейчас сказать не сможет. Однако если и была, упрямые факты говорят о том, что события просто не могли выстроиться так, как мы привыкли думать после прочтения "Трех мушкетеров". Хотя бы потому, что, отправься четверо друзей в Англию вместе, до понедельника не дожил бы ни один из них. Впрочем, вслед за ними в путь до Кале мы проследуем чуть позже, пока же разберемся с фигурантами "дела о подвесках".

Впервые о подаренном влюбленному герцогу Бекингему бриллиантовом ожерелье рассказал Ларошфуко, при этом никак не объясняя, как выросшая при знаменитом своими интригами испанском дворе Анна Австрийская могла потерять бдительность до такой степени, что рискнула расстаться с драгоценностью короны вместо того, чтобы отделаться любой другой побрякушкой меньшей политической значимости. Ну а пламенный рыцарь и требовательный влюбленный герцог Бекингем в реальной жизни был не таким уж образцом порядочности. Джордж Вильерс, крупнейший пройдоха и казнокрад своего времени, довольное долгое время пользовался расположением английского короля Якова I, который в нем души не чаял – в том числе и за вовремя данный совет организовать торговлю титулами и лицензиями на монополии. Одновременно будущий премьер-министр обслуживал и прихоти наследника престола Карла, причем, по воспоминаниям современников, "их нежные отношения дали пищу толкам, что речь идет не только о дружбе". В июне 1625 года, то есть за четыре месяца до бала, Карл женился на Генриетте-Марии, родной сестре Людовика XIII, и был вынужден устроить чистку своего двора; свидетельница "завинчивания гаек" леди Хатчинсон писала, что "шуты и развратники, насмешники и мужчины-любовники были оттуда удалены". На третьем году правления король под давлением парламента был вынужден согласиться на импичмент герцога, которого страна буквально ненавидела. 23 августа того же года в Портсмуте Бекингема пырнул ножом офицер Джон Фелтон. И вовсе не Миледи его на это вдохновила... И трогательное чтение письма королевы слепнущими перед смертью глазами, и рукопожатие с лордом Винтером, и указания послать возлюбленной нож убийцы в "белом атласном мешочке с ее вензелем" – плоды вдохновения Дюма. А Фелтон вовсе не метался по залам, пытаясь скрыться и добраться до корабля с Миледи, а сам выкрикнул из толпы, что это его рук дело, и добровольно отдал шпагу, сказав, что "внутренний голос побудил его наказать преступного сановника, открыто нарушавшего закон".

Ну а теперь пора бы нам вернуться в Париж. А там и правда в 1625 году все было как в песенке: "На каждый лье по сто шпионов Ришелье, мигнет француз – известно кардиналу...". Ришелье приходилось держать фронт против непрекращающихся интриг матери короля Марии Медичи, а заодно целого выводка принцев крови и крупных вельмож, которым как кость в горле были планы кардинала обеспечить абсолютизм королевской власти. После смерти Ришелье вся эта кипучая оппозиция прорвалась хаосом Фронды, ну а пока он ухитрялся не только сдерживать ее, отстригая вместе с головами связи высшей знати с Габсбургами и Испанией, но и играл на другой внешнеполитической доске, мобилизуя протестантского короля Швеции Густава Адольфа и немецких князей против императора. В этом деле у Ришелье был великолепный помощник – тот самый серый кардинал Жозеф дю Трамбле, возглавивший его секретную службу. А одним из самых ловких разведчиков был не кто иной как Рошфор, вовсе не граф, а паж во дворце кардинала. Ему-то и удалось найти неопровержимые улики против враждебной партии: он до такой степени втерся в Брюсселе в доверие к одному из заговорщиков, что тот передал ему для переправки тайные политические письма к еще одной известной даме того времени – герцогине де Шеврез, наперснице королевы и связной между Анной Австрийской и ее братом испанским королем. После этого герцогине пришлось на самом деле отправиться в изгнание. Так что таинственная белошвейка, по которой вздыхал Арамис, в реальной истории тоже звалась Мари, только не Мишон. Хотя, как знать – конспиративные имена Мария-Анна, дочь герцога де Монбазон из рода де Роган и герцогиня де Люинь в первом браке, меняла даже чаще, чем любовников.

Еще одно реальное историческое лицо, которое могло бы поспособствовать организации тайного свидания королевы с Бекингемом, это Ла Порт, ее камердинер, а по совместительству крестный госпожи Бонасье. Именно он руководил секретными агентами, передававшими корреспонденцию от Анны к Австрийской к госпоже де Шеврез и обратно. Только не юная жена галантерейщика попала в Бастилию за это, а он сам. Хотя, к чести старого слуги, несмотря на допросы с пристрастием известного своим садизмом канцлера Сегье, в тот раз кардиналу не удалось получить признательных показаний, доказывающих прямое участие королевы в заговоре. Это случилось куда позже, уже после вторжения испанских войск в Пикардию в 1635 году. Когда французам удалось выбить их из крепости Корби, отступающие испанцы оставили целый ларец с подлинными письмами Анны, где речь шла не только об организации покушений на Ришелье, но и о цели его устранения – подчинить Францию политике Мадрида и Вены. До этого удачного трофея Анна, которую вынудили подписать обязательство вообще не прикасаться больше к перу без ведома первой фрейлины, целых десять лет вела себя настолько осторожно, что разведке кардинала не удавалось поймать ни одного ее ложного движения.

Поэтому версия о свидании в Лувре выглядит более чем романтичной, в смысле, написанной для красоты романа. Риск для Анны Австрийской был очень велик – не имея к тому моменту детей, она могла бы разделить судьбу многих королев, обвиненных в бесплодии, и тогда Испания вообще могла лишиться своей партии при французском дворе. Более того, традиция Лувра позволяла королевам искать утешения у французов, которые отваживались на ухаживания, но заморский герцог – это было нарушение всех приличий. Единственной возможностью, которая вписывалась бы в правила игры, было не вручение королевой алмазного колье в качестве знака любви при личном свидании, а отправка его как некого символа взаимопонимания в политике, коль скоро Англия вмешивалась во французские дела не меньше Мадрида и тоже была заинтересована в устранении Ришелье, закончившего осадой Ла-Рошели "дело Жанны д'Арк". В пользу этой версии говорит и то, что "кузина белошвейка" в числе прочих любовников завербовала и английского герцога Монтегю.

Возникает резонный вопрос – а куда все это время смотрел король? Увы, Людовику XIII роль в истории была отведена самая незавидная. Непримиримые враги Мария Медичи и Ришелье были едины только в одном – чем меньше король будет вмешиваться в события, тем легче им самим будет делать политику. Поэтому оба рассудили, что им выгодно посеять раздор между царственными супругами, дабы Людовик забыл о государственных делах. "Я вам прощу измену королевству, но я не потерплю измену королю..." Когда погиб Бекингем, королеве быстро нашли нового воздыхателя в лице принца крови Гастона Анжуйского. Но в 1625 году кардиналу даже выгодно было позволить англичанину приехать в Париж и поймать любовников с поличным. А с учетом размаха созданной им шпионской сети разве что чудесная шпага д'Артаньяна могла помочь герцогу благополучно убраться восвояси и с драгоценным ожерельем.

Однако допустим, что герцогу повезло не только в книге, и Ришелье пришлось срочно придумывать, как можно исправить оплошность своих агентов. Трудно вообразить, что даже обладающая навыками гипноза шпионка могла бы заморочить голову Бекингему настолько, чтобы суметь срезать две подвески прямо на балу. Эта миссия могла быть доверена только лицу, которое примелькалось во дворце и вряд ли вызывало подозрения. По версии Ларошфуко, работу Миледи сделала любовница герцога графиня Люси Карлейль, супруга английского посла в Париже, которая очень быстро переправила добычу заказчику. В ловкости этой дамы сомневаться не приходится, так как впоследствии, уже в годы английской революции, она стала двойным агентом и, будучи фрейлиной при Генриетте-Марии, жене свергнутого Карла Первого, посылала из Парижа шпионские донесения врагам короля на его родину, тем самым расстроив все планы монархистов спасти его от плахи. Так что, нельзя не признать, Ришелье умел подбирать квалифицированные кадры.

Имея на руках такие козыри, мог ли он проиграть, если все происходило именно по тому сценарию, который описан Дюма? Возможно, и мог. Но... если бы вместо мушкетеров в Лондон отправился Бонасье. Даже сам автор признает: "Вид колонны был весьма внушительный: черные кони мушкетеров, их твердая поступь – привычка, приобретенная в эскадроне, – все это само по себе могло раскрыть самое строгое инкогнито". В два часа ночи, самое глухое и бандитское время суток, восемь вооруженных до зубов всадников миновали ворота Сен-Дени, которые и днем неплохо охраняли ввиду необходимости защиты от грабежей расположенной тут же усыпальницы королей. То есть стратегического объекта. (В наши дни это означало бы с автоматом Калашникова на шее пройти пограничный контроль в "Шереметьево"). Но даже если бы солдаты не осмелились задержать дворянский отряд, даже если шпионы, которые "на каждый лье", опять что-то проворонили... Зачем надо было незнакомцу в трактире Шантильи заводить ссору с Портосом? Не проще было бы не отсекать мушкетеров по одному, а взять всех сразу? Нет, не проще. Тогда не было бы "Трех мушкетеров"! А в реальности в облике горожанина днем посланник королевы мог бы проскочить незамеченным и невредимым до самого Ла-Манша. Растеряв спутников, д'Артаньян прибыл не куда-нибудь, а в Кале, то есть в порт, соединяющий морской магистралью два государства, находящиеся на грани войны. В реальной жизни риск попасться уже там наверняка перевесил бы потерю нескольких часов, которые потребовались бы, чтобы достичь английского берега на одном из рыбацких суденышек, хозяева которых были не столь избалованы золотом пассажиров, как шкиперы в порту.

И все-таки все хорошо, что хорошо кончается. Настоящий д'Артаньян, не литературный, Шарль де Бац Кастельмор дослужился до капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров, повоевав в Германии, Лотарингии и Пикардии, а в 40 лет женился на баронессе Анн-Шарлотт де Сен-Круа, причем брачное соглашение подписал уже новый кардинал – Мазарини. Ришелье к тому времени давно не было на свете. И он унес с собой тайну – на самом ли деле была история с подвесками, и правда ли он был и сам влюблен в королеву. Или с его стороны это был просто расчет – завоевав сердце Анны, сделать ее проводницей своей политики?

Некоторые источники дают повод думать, что попытку соблазнить королеву он все-таки предпринял. Помните, господин Бонасье в разговоре с д'Артаньяном упоминает историю с сарабандой? Гасконец делает вид, что в курсе. Но Дюма и его, и читателя оставляет в неведении. Так вот, об этой истории есть упоминание в мемуарах Brienne, которые не были переведены на русский язык и массовому читателю совершенно не известны. Я нашла этот эпизод в издании Jacques Suffel (Париж, 1967 год): "Молва доносит, что кардинал де Ришелье на протяжении довольно долгого времени был нешуточно влюблен в королеву. А та, вроде бы ради испытания силы этого чувства, поинтересовалась, не согласится ли он станцевать перед ней сарабанду с кастаньетами на пальцах и бубенчиками на подвязках чулок. Министр принял условие, и в тот же вечер предстал перед ней в зеленых панталонах с серебряными колокольчиками понизу. Танцевал он довольно грациозно. Но когда гордый прелат заметил, что королева просто потешается над ним, это его до такой степени разозлило, что отныне любовь переросла в ненависть".