Курс рубля
- ЦБ РФ выступил с важным объявлением о курсе доллара и евро
- Аналитик Антонов назвал предел падения рубля в 2024 году
- Что будет с долларом: бежать в обменники сломя голову рано
Эффект бабочки (The Butterfly Effect)
США, 2004
Режиссеры: Эрик Бресс, Джонатан Груббер
В ролях: Эштон Катчер, Мелора Уолтерс, Эми Смарт, Элден Хенсон
|
Уже ко времени написания рассказа лежащая в его основе идея линейно текущего времени, единого для всех предметов и событий, принадлежала устаревшему миру ньютоновой механики, описывающей некую равномерную Вселенную, в каждой части которой время течет одинаково, связывая прошлое, настоящее и будущее. Зная точно, что произошло в тот или иной момент, можно "отмотать" время назад или вперед и узнать, что происходило/происходит/будет происходить в тот или иной момент. А изменив те или иные параметры, получить предсказуемый результат на любом делении универсальной временной шкалы.
На самом деле предсказуемое ньютоново время – менее благодарный объект для фантазирования, чем может показаться. Герой, вмешиваясь в течение времени, может предсказать произведенный им эффект, а это абсолютно противоречит романтической идеологии, для которой тайна и непредсказуемость событий принципиально важны. Поэтому-то научная фантастика – самый радикальный наследник романтической традиции – с таким энтузиазмом восприняла релятивистскую теорию пространства-времени, которая вдохновляла на создание эксцентричных и безумных интриг намного больше, чем теория линейно-механической взаимосвязи всех событий.
Забавно, но именно доэйнштейнова теория механического времени легла в основу фильма "Эффект бабочки", абсолютно игнорирующего тот образ времени и мира, под знаком которого жил весь прошлый век. И который до сих пор, судя по фильму и немалой кассе, которую он собрал, вызывает непонимание и отторжение, а также желание вернуться в уютной мир предсказуемой ньютоновой механики. За этим желанием скрывается не такое уж и безобидное желание создателей фильма устроить все по своему усмотрению в прошлом, настоящем и будущем, несмотря на то, что все вещи и события в этом мире обладают собственным временем, которое нельзя привести к общему знаменателю, потому что время наблюдателя – тоже самостоятельное.
Кстати, уже Брэдбери в своем рассказе не иллюстрировал отжившие свой век физические теории, а скорее создал эффектный образ тотальной и непредсказуемой взаимосвязи событий, в том числе таких противоположных, как бабочка и атомная бомба. Однако в расхожем толковании "эффект бабочки" стал восприниматься в том числе и как гипотетическая возможность подправив что-то в прошлом или настоящем изменить результат "на выходе". Наш фильм основан как раз на такой концепции управляемого будущего, когда главный герой (Эштон Катчер) много раз экспериментирует со своим прошлым, чтобы в конечном итоге добиться желаемого результата. Перебирая раз за разом ошибки прошлого, он исправляет их, возвращается в настоящее, смотрит на результат и лишь после серии неудачных экспериментов по уловлению и удавлению "ошибочной", на его взгляд, бабочки приходит к желаемому хэппи-энду, когда все довольны, все смеются и никто не пострадал. По сути, это попытка избавиться от апокалиптически-параноидального, но интригующего и романтического образа Брэдбери с его мелкой бабочкой, вырастающей помимо воли главного героя в ядерный гриб. Намного спокойнее придумать такую бабочку, которой можно ловко управлять для достижения счастья.
Ничто, видно, не сподвигло создателей фильма "Эффект бабочки" покопаться в бабушкиных книжках и прочитать роман Айзека Азимова 1955 года "Конец Вечности", который представляет куда более блестящую и мудрую трактовку идеи управляемого времени во имя достижения всеобщего "счастья". У Азимова возникшая в результате технологического прорыва Служба Вечности осуществляет абсолютно ту же функцию, изменяя "во благо" человеческую историю из некоего вневременного "колодца", что и герой Катчера в "Эффекте бабочки" (где в роли такого "колодца" выступает память главного героя). Азимов гениально дискредитирует образ линейного времени, который в силу постулатов ньютоновой механики предполагает наличие "вневременного" наблюдателя. Служба Вечности с ее вневременными агентами в конечном итоге коллапсирует из-за возникшей внутри корпорации "Вечность" романтической интриги, придавшей Службе относительное измерение и сделавшей Вечность невозможной. Но, с другой стороны, сделавшей возможным как таковой роман Айзека Азимова.
Однако в "Эффекте бабочки" миссия Катчера увенчалась успехом: герой достигает счастья, достигнув предсказуемого будущего из измененного им же прошлого. Что, в конечном итоге, и поставило крест на всей драматической интриге, которую так безуспешно пытались разыграть создатели "Эффекта". Парадокс в том, что интрига неумолимо угасает по мере приближения героя к правильной разгадке тайны своего прошлого, из-за которой он всю дорогу страдал. Соответственно угасает и зрительское внимание, поскольку исчезает сам его предмет: смотреть, как главный герой с легкостью меняет под себя обстоятельства истории, когда обстоятельства абсолютно не меняют главного героя, в высшей степени неинтересно. Что интересного может быть в истории, когда роковой ошибкой, сделавшей Катчера и его дружков несчастным, стала его первая любовь, которую он, вернувшись в ответственный момент своего прошлого, сознательно гробит, а вернувшись в свое настоящее, обретает долгожданный комфорт? Нужно обладать немалым самодурством, чтобы предлагать такие сомнительные анекдоты с программным уничтожением страстей в качестве "интересных", а именно на это, как кажется, должны претендовать фильмы с грифом "драма" и "научная фантастика".
Кстати, существенное замечание: фильм скучен не из-за простительно скромных творческих возможностей режиссеров-дебютантов Эрика Бресса и Джона Грубера или неубедительного Катчера (хотя и из-за этого тоже), а как раз из-за идеи управляемого времени, лежащей в его основе. Впрочем, фильм оказался глупее даже этой идеи, без конца, кстати сказать, разоблачаемой научной фантастикой, к авторитету которой создатели фильма имели смелость апеллировать. Поэтому оставим в стороне явные сценарные провалы, отсутствие внятной интриги, утомительность повторов одного и того же трюка по переходу из настоящего в прошлое, затянувших нехитрое, в общем, действо на целых два часа, а также неубедительные актерские потуги Эштона Катчера ("Оптом дешевле", "Где моя тачка, чувак?") – продукта скрещивания Тома Круза с Киану Ривзом, сильно усредненного по своим возможностям. И без них ясно, что "Эффект бабочки" – пример консервативного поворота американского фантастического кино, которое уже совершило показательную эволюцию от дискомфортного первого к консервативному третьему "Терминатору". А второсортная кинопродукция такую тенденцию от "молодежного" к "бабушкиному" кино лишь подтверждает, хотя, может, и менее явным образом. Впрочем, как мы уже указали, романы, которые читали бабушки наших режиссеров, были куда более смелыми, чем фильмы их продвинутых внуков. Так что и "эффект бабушки" в данном контексте понятие весьма двусмысленное.
Все бы хорошо, и желание выйти из тревожной и неопределенной эйнштейновой Вселенной ХХ века в предсказуемый и комфортный век ХХI, правильно "подкрутив в консерватории", вполне объяснимо в ситуации, когда "Боинги" начинают летать не по маршруту, полмира занимает "ось зла", а средь бела дня в стране с самой мощной экономикой отрубают электричество. Но только, наделяя героя способностью подчинять своей воле эту самую "консерваторию", мы теряем романтического героя как такового и, в конечном итоге, интригу, основанную на неопределенности и тайне будущего. Такой расклад, может, и удовлетворит тех, кто желает устроить все "навечно" и "по правилам". Но вряд ли тех, кто хочет смотреть интересное кино. А поскольку таких людей, я надеюсь, большинство, то нет никакого смысла тратить деньги на очередную голливудскую ерунду с красивым названием "Эффект бабочки".
Премьера 12 февраля в московских кинотеатрах.
Ситуация может еще больше обостриться